Элмор Леонард - Киллер

— Если желаете, чтобы он откинулся побыстрее, обратитесь ко мне, — сказал Черный Дрозд. Он заметил, что старик, нахмурившись, пристально разглядывает его. — Вы не знаете, кто я? — спросил он.

— Впервые вижу, — буркнул старик, выходя из-за столика. — Да, точно! — пожал он плечами, подойдя к окну.

— Вы знаете остров Уэлпул, Папа? Он там, за рекой Детройт, в Канаде… Большие корабли ходят туда до самого ледостава, вверх по реке Сент-Клэр до озера Гурон и через Верхнее озеро поднимаются обратно. Остров Уэлпул — это индейская резервация, где живет моя бабушка.

Старик молча смотрел на него.

— Она из племени оджибве, как и я, — продолжал Арман. — Она знахарка и колдунья. Однажды хотела превратить меня в сову, но я ей сказал, что не хочу быть совой, хочу быть черным дроздом. Вот так я и получил свою кличку. Мои братья называли меня так, когда мы были пацанами и приезжали туда.

Старик отвел взгляд и, похоже, задумался.

— Вы помните нас, братьев Дега? Одного пристрелила полиция, он работал на вас. Второй в Кингстоне отбывает из-за вас пожизненный срок. Папа, вы меня слышите? А я вот здесь…

— Неужели бабушка могла превратить тебя в сову?

— Запросто. Знаете, когда мы приезжали туда летом еще пацанами, у нас с собой было мелкокалиберное ружье. Мы ходили на болота и охотились на ондатр. Но нам редко удавалось их обнаружить, так что по дороге домой мы пристреливали собак, кошек и птиц. Жители бесились, но помалкивали. И знаете почему? Боялись, что наша бабушка с ними что-нибудь сделает.

— Превратит в кого-то, кем им не хотелось бы быть, — кивнул старик. — Как она это делает?

— У нее есть барабан, в который она бьет и при этом напевает что-то на языке оджибве, так что я не знаю, что она там приговаривает. Представьте себе ясный день, когда ни одно деревце не шелохнется. Она бьет в барабан и поет, откуда ни возьмись налетает ветер, проникает в дом под дверью и вздымает пламя в очаге. Если бы она захотела, то спалила бы дом дотла. Она может заставить птиц загадить машину. Лучше всего у нее получается с чайками. Стая чаек может загадить всю машину. Я хочу повидаться с ней. Чтобы добраться туда, нужно сесть на паром в Алгонаке… Полмили через реку Сент-Клэр отсюда до острова Уэлпул.

Старик подумал, затем сказал:

— Такая женщина мне бы пригодилась. Она превратила бы меня в голубую сойку. — Он улыбнулся, обнажив безупречные зубные протезы. — Эти «сойки» собираются обыграть всех в этом году. «Тигров» они, видите ли, сделают… Посмотрим, может, и сделают… — Он повернулся, подумал и добавил: — Думаю, мне лучше одеться… Ты как, не против?

— Как вам угодно.

Старик направился в спальню, бормоча:

— Этот стебанутый зятек, этот бродяга и рвань всегда был мне поперек горла…

Черный Дрозд дал ему время. Подойдя к сервировочному столику, он налил себе чашку чуть теплого кофе. Потом съел рогалик и два ломтика бекона, заказанные, как он решил, девицей, но оставленные ею нетронутыми. Ей плевать, она за все это не платила! Продажная тварь… Теперь вот душ принимает!

В номере было тепло, и ему было не по себе в шерстяном костюме, который он надел с белой рубашкой и сине-зеленым галстуком с маленькими зелеными рыбками. В спину слегка упирался засунутый за ремень автоматический браунинг. Он вытащил его, снял с предохранителя. Браунинг был готов выстрелить, и он тоже. Теперь он мог застегнуть пуговицы на пиджаке. Поправив галстук, он одернул пиджак. Ну вот, теперь порядок! Хотя никому нет дела, как он выглядит. Но только не ему самому. А старик теперь, похоже, вообще ко всему безразличен…

Старик его даже не увидел. Он лежал с закрытыми глазами на неубранной постели в белой рубашке и песочного цвета брюках, коричневых носках и ботинках. Руки были сложены на груди.

Из ванной, дверь в которую была приоткрыта, доносился шум воды.

Черный Дрозд накрыл старика простыней. Он стоял, смотрел на очертания лица и видел, как дыхание старика колышет ткань в том месте, где угадывался рот. Именно туда Черный Дрозд вставил дуло браунинга и спустил курок. Он выстрелил всего лишь раз. Звук выстрела заполнил комнату. Возможно, его было слышно в соседнем номере. Впрочем, если бы кто-то его услышал и стал прислушиваться, то ничего больше не услышал бы.

В ванной по-прежнему шумела вода — девица принимала душ.

Когда он отдернул шторку, она, с длинными, потемневшими от воды светлыми волосами и блестящим телом, взглянула на него и спросила:

— Вы закончили?