Эд Макбейн - Острый каблук

— Давайте сделаем это в офисе. Хорошо?

— Мистер Макуэйд, нам не разрешается делать это на рабочем месте…

— Да будет вам, — приветливо улыбнулся Макуэйд. — Все нормально.

Они вернулись в офис, и Грифф в общем-то не удивился, увидев, что к их приходу стол для Макуэйда был готов.

— Ну как, порядок? — спросила Мардж.

— Да, все отлично, мисс Гэннон, — проговорил Макуэйд, направляясь к столу Аарона. Присев на краешек стола и опустив на пол кофеварку, он оглядел помещение.

Грифф внезапно вспомнил про свою записку, которую он оставил Аарону, — она торчала из-под чернильницы сантиметрах в тридцати от колена Макуэйда. Нервно, словно озабоченный чем-то, он провел языком по губам.

— Аарон приходил? — спросил он Мардж. Взгляд был тревожный.

— Нет, Грифф, но он звонил. Он все еще проверяет образцы крокодиловой кожи и образцы из ящерицы для «Недели гильдии».

— Расчеты, — пояснил Грифф. — Один из нас обычно занимается этим, в зависимости от своей занятости в данный момент.

— Понятно, — кивнул Макуэйд и скользнул взглядом по столу Аарона. Судя по его нахмурившимся бровям, он наверняка заметил приписку: «Будь готов к бою», которая в данный момент могла показаться излишней и неоправданной предосторожностью. Мардж, которая в его отсутствие конечно же просмотрела записи на столе, глянула на него с тревогой. Макуэйд отхлебывал свой кофе, сдвинув белокурые брови и не поднимая глаз.

— Что-нибудь не так, мистер Макуэйд? — спросил Грифф. Ему определенно не хотелось вступать в перепалку, поскольку за время экскурсии по фабрике человек этот ему определенно понравился. Но если из-за этой записки в их отношениях может возникнуть какая-то недоброжелательность, то ему хотелось сразу же обнажить вопрос.

— Этот парень, — сказал Макуэйд, щелкнув пальцами, — я забыл, на каком этаже он работает.

— Вы о каком парне? — спросил Грифф. В груди как-то полегчало.

— Ну о том, с маленьким паяльником, который прожигал две дырочки в подошве каждой готовой пары обуви.

— А, это наш «остроглазый», — сказал Грифф.

— Это вы так его зовете? — с удивлением в голосе спросил Макуэйд.

— Да.

— И он что, только этим и занимается?

— Простите?

— Ну, этот ваш «остроглазый» — он вот так сидит целый день и прожигает на каждой подошве по две крохотные дырочки?

Грифф не мог скрыть своего удивления. Он потратил три часа, водя Макуэйда по фабрике, — в два раза больше, чем продолжалась обычная экскурсия для школьниц. Макуэйд производил впечатление вдумчивого наблюдателя, задавал толковые вопросы относительно той или иной операции, и Гриффу было действительно приятно объяснять ему, что, где и как делается. Сейчас же, оказавшись в тиши кабинета, вдали от гула и грохота машин, он ожидал новых вопросов, но предполагал, что они окажутся классом повыше, поглубже, что ли. И вот оказывается, что после всего увиденного Макуэйда заинтересовала лишь проблема проделывания крохотных дырочек в подошве туфли. Именно это показалось гостю наиболее волнующим во всем процессе производства модной обуви?

— Я… ну да… в общем-то только это он и делает, — признал Грифф. — Прожигает две дырочки, вот и все.

— Зачем? — спросил Макуэйд, не отрывая взгляда от кофе.

— Зачем — что, сэр? — переспросил Грифф.

— Ну, зачем вообще нужны эти дырочки?

— О… О, я вас понял, — с улыбкой проговорил Грифф. — За всем этим стоит довольно занятная история. Дело в том, что прежде, до того как в обувном производстве стали использоваться цементирующие клеи… Помните конвейерную линию внизу, где этот клей загоняют во внутренний слой?

— Да, помню.

— Так вот, перед тем как обувная промышленность переключилась на цемент, каждую туфлю вручную подбивали гвоздями. Подбивали, а потом и прошивали подошву, чтобы держалась как надо. По правде сказать, именно тогда башмак выходил что надо — не то что с цементом. Спросите любого обувщика на этаже, он вам скажет. Значит, перед тем как подошву пришить, ее в трех местах прибивали гвоздями. У носка, по центру, и там, где она переходит в подъем. Позже, когда обувь была уже почти готова к выпуску, эти гвоздики конечно же вынимали. Но дырочки-то оставались — три довольно уродливые, хотя и маленькие, но определенно некрасивые дырки. И тогда кому-то пришла в голову идея как-то замаскировать их, чтобы придать туфле более благообразный вид. Вот тогда-то и возник образ «остроглазого». Он своим паяльником заваривал их, сравнивая заподлицо. Но точки, крохотные следы все же оставались, и со временем это стало своего рода знаком качества продукции. Когда женщина поворачивала туфлю подошвой вверх и видела три точки, она понимала, что держит в руках качественный товар.