Анатолий Галкин - Гори, гори ясно!

Капитан Ушаков вырубил мотор своего дряхлого катера и лег в дрейф… Это длилось всего три минуты, но Муромцев рассмотрел детали и оценил ситуацию на неприятельском берегу.

У Наума Яковлевича была построена в заливе своя пристань – небольшая стоянка для катеров и яхт. Сравнительно небольшая – на двадцать маломерных судов… Сейчас у берега стояло не больше десяти плавсредств. Значит, есть где пристать, и ночью можно спокойно затеряться в нагромождении мачт, кубриков и моторов.

От пристани и до замка Злотника шел молодой парк в английском стиле – это, когда лужайки, кусты и деревья разбросаны в естественном беспорядке. Дорожки есть, но они из крупного камня и извиваются в лесу, огибая группы дубов или вязов.

Дольше стоять в этом месте было нельзя. Охрана олигарха могла заметить и начать нервничать… Ильич включил двигатель и на малых оборотах начал разворачиваться.

В этом месте водохранилище было широким – от берега до берега не меньше километра.

Уже начало темнеть, и Кузькин надеялся, что Паша отложит активные действия до утра. И тогда к полуночи он успеет приехать домой. Жена, конечно, уже ляжет в кровать, но, возможно, еще не заснет. И тогда он быстро разденется, устроится рядом и скажет ей что-нибудь ласковое. Она только сначала будет злиться, но потом размякнет. И тогда…

Лев не успел домечтаь до самого интересного. Катер ударился бортом о причал, и старик Ушаков выскочил на помост пристани. Он начал очень ловко заводить носовой конец за кнехты… Сразу же из катера выпрыгнул Муромцев и начал помогать капитану… Пришлось и Кузькину выбираться на сушу.

– Так что, Павел – отложим все до завтрашнего дня? Как правильно заметил народ – утро вечера мудренее… Как, по машинам и по домам?

– Погоди, Лев… Я иногда удивляюсь твоему бессердечию. Вот у тебя жена есть?

– Есть, конечно.

– А ты, Кузькин, когда-нибудь о ней думаешь?

– Думаю!.. Я, кстати, только что о ней думал.

– Не о том ты думал… Вот ты представь, ели бы твоя Нина Викторовна попала в плен, ты бы и тогда спокойно отдыхал, развлекался и плюшки кушал?

Кузькин не нашел, что ответить. Он и вправду стал представлять, что его Нинку схватили и заперли в погреб. А могли еще пытать или того хуже… У Льва заскрипели зубы, задергались скулы, напряглись мышцы и вообще – появился бойцовский настрой. Руки зачесались, и захотелось кому-нибудь сильно врезать.

А Муромцев стоял рядом и общался с Ильичом.

– В полночь я с товарищем Кузькиным поплыву на тот берег. Не хочу подводить тебя, Ушаков. У тебя не катер, а старая приметная развалюха. На ней нам плыть нельзя…

– Это точно. Мое корыто все знают.

– Значит, нам нужна другая посудина. Хорошо бы – небольшая моторная яхта с каютой.

– Есть такая! И даже не одна… У меня от половины судов ключи есть. Буржуи знают, что я коммунист, и поэтому доверяют. Мы красть не привыкли…

– Понятное дело, Ильич. В данном случае мы проводим временную конфискацию. Исключительно для пользы общего дела. И не позже, чем в полдень мы тебе яхту вернем… Как называется наш корабль?

– Красиво, но на заграничный манер – «Глория».

В коридоре Надежда Патрикеева прижалась спиной к стене. Она двигалась вперед боком и мелкими шажками… Это хорошо, что она заметила ту дверь, куда зашел Наум Яковлевич.

Впрочем, это и так было ясно. Все двери в полутемном коридоре заперты, а открыта лишь одна – самая дальняя и самая шикарная… Там внутри свет горел ярко, и на пороге Надежда легла на пол, думая, что будет менее заметна.

Это был кабинет, чем-то похожий на императорские апартаменты. Все блестело, но не золотом и мишурой, а благородной бронзой, тусклым мрамором и корешками книг в десяти старинных шкафах… Именно эти шкафы и привлекали внимание. И не все, а один – тот, около которого спиной стоял мужчина с благородной сединой.

Фишка была в том, что «Седой» стоял у шкафчика с потрепанным чемоданом в руках. Прямо, как бомж на вокзале.

За несколько секунд Патрикеева смогла сделать два полезных дела. Первое – она вползла в кабинет и заняла привычное место, спрятавшись за одним из диванов. И второе – во время своего рейда она заметила, что «Седой» положил левую руку на бронзовое блюдце, украшавшее стену. И не просто положил руку, а повернул этот медальон, как крышку на банке с огурцами…

Это был замок! Или ключ от замка… Сразу после манипуляций с блюдцем на стене книжный шкаф вздрогнул и развернулся, как дверь в чулане.