Питер Темпл - Расколотый берег

— А Лори?

— Что — Лори? Она тоже времени не теряет. Нечего распечатки с мобильника оставлять где попало.

— Так вы квиты, получается. Один — один.

— Все дело в том, кто первый начал, где причина, а где следствие. Она сказала, что все из-за меня, что, если бы не я, ни за что бы не втрескалась в этого долбаного оператора. В Керне укатили, обслуживают какую-то поганую телевизионную бригаду. Сейчас на пляже, наверное. Трахаются под тропической луной…

— Невыносимо романтично, — сказал Кэшин. Слушать это было противно — Лори ему нравилась и, признаться, вызывала очень чувственные мечты. — Это оттого, что ты теперь шеф?

Виллани плеснул еще.

— Пашу как проклятый. От этого гондона штопаного, Уикена, совсем жизни нет — требует, чтобы я теперь отчитывался прямо перед ним, в обход Белла. Ни хрена не понимаю я в этой политике, а самое главное — и не хочу понимать. Вот Синго бы сюда! С ним у меня все ладилось.

Он вздохнул.

— У нас обоих с ним ладилось, — сказал Кэшин. — Не то что ладилось — как по маслу шло. Я к нему утром заскочу.

— Черт, надо бы и мне туда подъехать, но каждая долбаная минута на счету. Что там с Донни?

— Адвокат сказала, полицейские начали его доставать, приехали ночью, светили в окна, всех перебудили. Ты почему мне про Хопгуда не рассказал?

— Да думал, ты знаешь историю этого чертова Кромарти. Кстати, Донни, может, еще объявится.

— А может, и нет, — ответил Кэшин. — И ведь у нас против него ничего нет. Совсем ничего.

Виллани пожал плечами:

— Ладно, посмотрим. Проехали. Что думаешь насчет брата?

Кэшин и сам продолжал размышлять об этом.

— Неудавшаяся попытка самоубийства. Больше ничего об этом не знаю.

— Уэйн жив, неудачная попытка самоубийства. Нужно постараться еще. Брюс мертв. Да здравствует Брюс. Твой брат — гордость семейства, так?

— Да нет, — ответил Кэшин. — Просто умный, образованный. Ну, при деньгах…

Виллани снова налил.

— Да, вот оно, счастье! Не женат?

— Нет.

— Есть кто?

— Без понятия. Мы последний раз виделись, когда я был в больнице. Он даже не присел, все время по мобильнику названивал. Что с него взять — мы друг друга почти не знаем. Выполнил свой долг, вот и все.

— Прямо как у нас с Лори. Слушай, если ему нужен психиатр, так у меня есть один. К нему Бертран ходил, когда этот чертов хорват его пырнул. Не тот, к которому полицейские ходят, другой.

— Это хорвату психиатр был нужен. А Бертрану — хороший ремонт.

Так они и сидели, болтали о том о сем, курили; Виллани сходил в магазин, купил еще бутылку, открыл, налил.

— О работе думаешь? Времени у тебя теперь хватает. Думай сколько влезет.

— Да что я еще умею? — Кэшин начал ощущать последствия длинной дороги, визитов в госпиталь, выпитого вина.

— Все, что хочешь. У тебя голова на плечах.

— Я об этом не думал. Вернее, особенно не задумывался, не знал, чем бы заняться, слонялся без дела, занимался серфингом, а потом все как-то само собой получилось. Придурков много, но… Не знаю… Я не воспринимаю это как работу. — Кэшин глотнул из стакана. — Что это мы расфилософствовались?

Виллани почесал в затылке.

— Да я и сам не понимал, что в этом такого, пока не попал в убойный отдел. Ограбление — это было как-то не по-настоящему, вроде игры в полицейских и воров. А вот убийство — другое дело. Я у Синго этому научился. Отмщение за тех, кого лишили жизни. Он тебе это говорил?

Кэшин кивнул.

— Синго умел подбирать себе людей. Прямо нутром чуял. Помнишь этого растяпу Биркертса? А Синго взял его — и смотри, парень теперь звезда. А я беру таких, как Дав. Университет закончил, гонору хоть отбавляй. Черным быть не хочет, но и белым не желает.

— Он не пропадет, — заметил Кэшин. — Башковитый.

— Теперь вот добиваюсь справедливости для идиотов-наркуш, которых подстрелили прежде, чем они успели подстрелить других таких же козлов. А мне еще читают лекции о политике, учат, как правильно одеваться, как правильно обделывать дела. Теперь я понимаю, почему Синго хватил удар.

Они почти прикончили и вторую бутылку, когда Виллани сказал:

— Ты, наверное, порядком вымотался сегодня. Заведи будильник, если надо. Я, пожалуй, пойду спать.

В спальне Кэшин открыл окно, лег на узкую кровать, накрылся пледом. Накурили они изрядно. Вспомнилось, как семнадцатилетними они с Берном жили в одной комнате и по ночам, лежа в кроватях, курили, передавая сигарету друг другу.

Кэшин открыл глаза, когда будильник показывал восемь семнадцать утра. Он поднялся, почувствовал, как чуть кружится голова. Все тело ломило, как будто накануне его безжалостно отлупили.