Питер Темпл - Расколотый берег

— Не говори. Прямо на пустом месте. Я сейчас в отпуске. Ты за начальника. Хорошо хоть мальчишка остается.

— На сколько?

— А я знаю? Пока отдел по этике во всем не разберется. Может, насовсем.

— Так это они Бургойна?…

— Похоже, да. Они сами или какие-то их знакомые.

— Ну, туда им и дорога, — сказала она.

Кэшин посмотрел из окна в небо, на какой-то миг раздосадованный глупостью Кендалл. Перед его мысленным взором возникли искры, изуродованный пикап, дождь, кровь в лужах. Мальчишки, из которых на его глазах уходила жизнь. Он подумал о своем сыне, о своем мальчике.

— Именно, что похоже, Кен, — произнес он. — Никто не должен умирать только из-за того, что мы его подозреваем. Нет у нас такого права.

А про себя подумал: «Лицемер чертов!»

Кендалл пошла к своему столу.

Он закончил дела, собрал со стола папки и заметки, положил к ней в ящик для входящих документов.

— Много накопилось, — сказал он.

Она произнесла, не глядя на него:

— Извини, сорвалось, Джо. Как-то так получилось, черт, ну я не знаю, я на самом деле хотела сказать…

— Знаю-знаю. Солидарность — дело хорошее. Звони мне, если что.

Он уже был у задней двери, когда она добавила:

— Джо, считай, что компания у тебя есть. В любое время.

— Принято, — отозвался он и вышел.

Захотелось пройтись до «Дублина». У его дверей стоял новенький джип, а в баре Леон обслуживал двух посетителей — завтракала пара средних лет. На спинках стульев небрежно висели их куртки из мягкой кожи.

— Черный с собой, — заказал Кэшин. — Большой.

— Садись или налью в герметичную чашку, — предложил Леон. — Хорошему кофе от пластмассы ничего не сделается.

— Запомню, — рассеянно бросил Кэшин.

Леон пошел к кофеварке.

— Твой культурист вчера заходил. Просто душка, жалко, платить не любит. Торчал тут, торчал, все не рассчитывался.

Кэшин смотрел, как на другой стороне улицы Сесиль Аддисон остановилась с какой-то женщиной у магазина ароматерапии.

— Он городской, — пояснил он. — Там любой полицейский — кум королю.

— Усек. Понял. Вы ведь так говорите? Понял, правильно?

— Понял, принял, смотря когда. Зависит от ситуации. Леон поставил контейнер на стол, закрутил крышку.

— Подкрепление для марша будет?

— Что за марш?

— Может быть заварушка. Зеленые точат клыки, старые пердуны поднимают разводной мост.

— Ого, так я отстал от местной жизни! — ответил Кэшин. Он и понятия не имел, о чем говорит Леон.

— Марш против курорта Адриана Файфа. Так это вроде не новость.

— Не успеваю следить за событиями в этом городке. Все происходит так стремительно. Хотя я ведь в отпуске.

— Съездил бы в Нузу, отдохнул с пенсионерами-полицейскими. Там тепло.

— А что за провиант там, в твоей этой Нузе? — спросил Кэшин, припомнив необычное слово. — Черствые бутерброды с плавленым сыром и помидорами?

Леон театрально поднял правую руку, провел пальцами по лбу, как будто стряхивал пот.

— Как это понимать? Прикажете овечью фету и подсушенные натуральные томаты на крупнозерновом черном хлебе?

— Нет.

— Ну, значит, сойдет подпорченный помидор, сыр из мышеловки и пара листков белой туалетной бумаги.

Выйдя на улицу, Кэшин купил городскую газету и поехал к Открытому Пляжу. Крупные гребни волн сегодня штурмовал только один серфингист.

Крупный заголовок на третьей странице кричал:

В утреннем выпуске этого еще не было — слишком поздно все случилось. На фотографиях три юнца выглядели совсем мальчишками. В заголовке не говорилось, сколько им лет. А у репортера не было подслушивающего оборудования. Из статьи выходило, что преследование велось не по правилам. Люк Эриксен, как было сказано, «погиб, скорее всего, от огнестрельного ранения». Действия семи офицеров стали предметом служебного расследования.

Еще один заголовок на той же странице гласил:

Цитировалось выступление Бобби Уолша:

Два чувства владеют мной сейчас — потрясение и горе. Люк Эриксен был сыном моей сестры, и все возлагали на этого одаренного мальчика большие надежды. Не знаю, что произошло на самом деле, но суть не в этом. Погибли два молодых человека. Это, безусловно, трагедия. Но в последнее время стало что-то слишком много таких трагедий. По всей Австралии с небывалой прежде остротой встает вопрос культуры поведения полиции. Представителей коренного населения просто держат на прицеле. Да и зачем ждать суда, если каждый может самостоятельно вершить расправу? И я нисколько не удивлен, что подобное случилось в Кромарти. Возглавляя в свое время полицию штата, нынешний федеральный казначей пустил вопрос культуры на самотек. Он помог местным органам скрыть информацию о смерти двоих аборигенов в камерах. Обещаю, что в ходе предстоящей избирательной кампании я буду неустанно напоминать ему об этом постыдном эпизоде.