— Было дело.
Кэшин оставил их и поехал дальше, к матери. До нее было минут двадцать пути. Тонкие асфальтовые полосы, все в выбоинах, считались здесь дорогами, и, чтобы на них разъехаться, кому-то из водителей приходилось сбрасывать скорость и выруливать на обочину. При этом местные еще умудрялись вытягивать руки из окон и приветствовать друг друга. Он проехал мимо картофельных полей и молочных ферм, с которых его медленно провожали глазами без устали жевавшие коровы. От Бикон-Хилла местность понижалась, и торфяно-шоколадная вспаханная земля вся открывалась навстречу юго-западному ветру и бешеным зимним штормам с Южного океана. Чтобы защититься от них, первые поселенцы окружали свои дома кипарисами и живыми изгородями. Это помогало, но стихия брала свое: деревья, кусты, сараи, бочки, ветряки, сортиры, будки, курятники, даже старые машины — словом, все здесь как-то кособочилось.
Кэшин припарковался на подъездной дорожке, обогнул дом и через окно кухни увидел мать. Когда он открыл дверь, Сибил произнесла:
— А я все думаю, как же ты живешь в нашей развалюхе. Сколько уж лет прошло — вы, ребятишки, отец, я…
Она как раз ставила цветы в большой неуклюжий коричнево-красный глиняный горшок, похожий на огромный кубик.
— Ну и вазочка у тебя, — заметил Кэшин. — Случайно, не списанный контейнер для ядерных отходов?
Мать не удостоила его ответом. Из сарая показался отчим в белом защитном костюме, перчатках, маске, с бачком за спиной и принялся опрыскивать увитую розами беседку чем-то невыносимо противным.
— Неужели розам нравится эта химическая атака Гарри? — спросил Кэшин.
Сибил отступила, посмотрела, хорошо ли расставила цветы. Она была небольшого роста, подтянутая, с зачесанными назад густыми волосами. Сам Кэшин и его брат Майкл пошли породой в отца — Мика Кэшина.
— Как там с Чарльзом Бургойном? — спросила мать. — Делаешь что-нибудь?
— Что могу, делаю.
— Никогда таких людей не пойму. Коли уж залез, бери, что тебе нужно, и уходи. Зачем надо было старика избивать? Разве он мог защититься?
— А я знаю? — ответил Кэшин вопросом на вопрос. — Ты ведь хочешь спросить, кто это сделал, а не зачем.
Мать покачала головой.
— Вот какая новость, — продолжила она, глядя на цветы и пошевеливая пальцами. — Майкл купил жилье в Мельбурне. В Доклендсе, [10] Доклендс — современный развлекательно-туристический район в западной части Мельбурна, возведенный на месте старых речных доков (отсюда его название).
прямо на воде. Две спальни и полторы ванные.
— Чистюля наш Майкл, — сказал Кэшин. — Просто с ума сойти. На что нужна половина ванной?
— Налей чайку, — сказала мать. — Только что заварила.
Он разлил чай по глиняным кружкам, таким же кривым, как и все остальное. Мать покупала всю домашнюю утварь на соседних рынках: жуткие акварели, наборы для соли и перца в виде поганок, коврики, сшитые из отслуживших свое пластиковых мусорных корзин, шляпы из свалявшейся собачьей шерсти.
— Майкл все время в Мельбурне, так, говорит, надо, чтобы кто-нибудь за вещами смотрел, — сказала она.
— Вторые штаны купил, что ли? — заметил Кэшин.
Мать вздохнула:
— Так ты и не научился верить людям, Джозеф.
— Верю, когда есть основания. Зачем Гарри поливает розы этим дерьмом?
— Не ругайся. Помню, Майкл пришел в первый же день из школы и сказал нехорошее словечко. Ну, я пошла к Киллину — и уж ему от меня досталось! Никогда он мне не нравился, и правильно. Материнское чутье не обманешь.
— Давно мне надо было научиться. Сейчас бы уже купил полванной в Доклендсе. Я собираюсь отремонтировать дом.
— С ума сошел! Зачем?
— Чтобы жить. Все лучше, чем в развалюхе.
— Нехорошо там как-то, — театрально повела плечами мать. — Кто его строил? Чокнутый. Нечего там жить! Лучше продай.
— Мне нравится это место. Я и сад расчищу.
— Я-то думала, это временно. Пока не устроишься…
— Мам, жизнь вообще временная штука, — решил свернуть разговор Кэшин.
— Не увиливай. Как с университетом?
— Раньше мне надо было. Столько лет впустую!
— Так уж и впустую? — Она обошла стол кругом и ласково шлепнула его по обеим щекам. — Да я же тебе самого лучшего хочу. Ты ведь пока так невысоко метишь! Полиция, подумаешь! Застрянешь там чуть дольше, чем следует, и все — конец игры.
— И давно ты это выучила?
— Что?
— «Конец игры».
— Давно, ты тогда еще не родился. Почему бы тебе не пройти университетский курс? Был бы среди молодых и сам не старел.
Читать дальше