Эван Хантер - Последний уик-энд

Мастерс улыбнулся этой попытке шантажа.

— Сможет, сэр.

— Тогда мы отложим вашу поездку до завтрашнего утра. Дадим немного времени собрать все необходимые бумаги для тебя и твоих подчиненных. Нет смысла торопить канцелярию. У них и так полно работы с этими новыми назначениями да еще с отпусками. Как, Чак? Дадим тебе возможность повидаться с твоей девушкой?

— Я бы хотел этого, сэр. Спасибо.

— Не за что, — ответил Гленбурн. — Тебе просто нужно немного отдохнуть. — Он по-отечески улыбнулся. — Небольшой отдых еще никому не помешал, а, Чак?

— Нет, сэр.

— Я всегда слежу, чтобы мои подчиненные регулярно ходили в отпуск. Хорошая политика, не находишь?

— Да, сэр.

Мужчины немного помолчали.

— Это все, что я хотел тебе сказать, Чак.

Мастерс поднялся.

— Еще раз спасибо, сэр, — сказал он, направляясь к двери. Когда он уже взялся за ручку, Гленбурн произнес:

— И еще, Чак.

— Да, сэр.

Гленбурн улыбнулся:

— Отдохни как следует, сынок.

График отпусков и предложения по присуждению очередных званий были вывешены рядом на доске объявлений. Он внимательно их изучил, а затем пробрался через толпу матросов, собравшихся в коридоре.

Подойдя к поручням, он выбросил за борт сигарету и пошел к мостику. Кто-то поприветствовал его на ходу, он не ответил. Его рот сжался в прямую твердую линию, брови насупились.

Вот, значит, как, подумал он. Вот, значит, как все обернулось.

Он был зол, и злость была и на лице, и в походке. Он уселся на один из бомбодержателей и закурил.

Сухой док, подумал он. Сухой док, пока они будут вытаскивать эти чертовы внутренности из корабля. Отлично, просто отлично.

Он снова вспомнил об именах, которые прочитал на доске объявлений. Эта мысль взбесила его, и он с яростью отшвырнул докуренную сигарету. Он сидел около антенны, но не думал о человеке, которого недавно сбросил за борт. Он думал только о своем гневе и офицерах, снующих между рядовыми. От этих мыслей он становился еще злее.

Он сдвинул берет на затылок, резко поднялся и направился на шканцы. Он им покажет. Так поступить с человеком. Он им всем покажет. Тем более прошло уже много времени. Прошло уже много времени, и даже у Мастерса дел будет по горло со всем этим переоборудованием. Его не заподозрят. А имена на доске объявлений — это все, что ему было нужно для того, чтобы приступить к действиям.

Он прошел по проходу в середине корабля, как раз к изолятору.

Дверь в изолятор была открыта, и он увидел Коннели, одного из помощников старшего врача, читающего комикс.

— Принимаешь? — спросил он.

Коннели взглянул на него.

Это был совсем молодой парень с густой россыпью ярко-рыжих веснушек на носу и щеках. У него были светлые зеленые глаза. Он широко открыл их от удивления и сказал:

— Господи, опять ты!

— Я себя нехорошо чувствую.

— Ты себя никогда хорошо не чувствуешь, — сказал Коннели. — Ты проводишь в госпитале больше времени, чем врачи.

— Если бы вы, коновалы, с самого начала правильно лечили, — проскрипел он недовольно, — я бы так часто к вам не ходил.

— Ладно, что у тебя на этот раз? — Коннели встал и сунул комикс на одну из полок. — Триппер или что?

— Не остри, Коннели. Мне кажется, у меня поднялась температура.

— Сейчас проверим, — устало произнес Коннели. Он достал термометр из стакана со спиртом и насухо протер кончик ватой.

— Ты видел списки, которые они вывесили?

— Какие списки?

— Отпуска и звания. Оба. Может, тебе что перепало?

— Ты не шутишь? Не обманываешь?

— Какие могут быть шутки? Пойди взгляни.

— Сейчас. На возьми, засунь в рот. Три минуты. Я к этому времени вернусь. Отпуска и звания. Господи! — Коннели протянул термометр и выбежал из каюты.

Он дождался, пока Коннели скроется из виду, и зажал термометр в ладони, наблюдая за тем, как поднимается серебряный столбик ртути. Он вынул из кармана рубашки спичечный коробок, зажег одну спичку и подержал ее под кончиком термометра. Дал ртути подняться до 103 градусов и задул спичку. К тому времени, как Коннели вернется, она, вероятно, немного опустится. Может, надо было догнать до 104? Нет, к черту! При 104 человек, наверное, умирает.

Он подождал, пока термометр немного остынет, и засунул его обратно в рот. Через тридцать секунд Коннели ворвался в каюту.

— Боже, приятель, — воскликнул он с восторгом. — Мне дали второй класс! И отпуск через две недели! Вот это да, братец!

Он кивнул Коннели, и помощник врача, казалось, внезапно вспомнил о термометре. Он подошел, взял тонкую стеклянную трубочку большим и указательным пальцами и внимательно посмотрел.