Фридрих Незнанский - Грязные игры

Действительно, даже в кабинете начальника, са­мом, наверное, благоустроенном помещении в «Мат­росской тишине», было жутко неуютно.

Тюрьма, — развел руками Попов.

Зачем звали, Савелий Павлович?

Умер, — опять вернулся к своей обычной ма­нере изъясняться Попов.

Кто умер?

«Кто», «кто»... Дед Пихто. Островский твой умер.

Как?! — закричал я.

...к верху, — грубо ответил Попов.

Когда?

Ночью.

Как?! — ошарашенно повторил я.

Тьфу, блин, мать твою... — разразился нео­жиданно длинной тирадой Попов, — заладил. «Как» да «как»! Нет твоего подследственного — и все тут. Уголовники порешили.

Я же просил, Савелий Павлович, моих под­следственных в приличную камеру...

У меня все камеры приличные, — загрохотал Попов и от возмущения даже встал за своим сто­лом, — что мне его, в своем кабинете держать? На стульчик посадить? У меня две тысячи зеков! И каж­дый есть просит, пить просит, спать просит, срать просит... Вы там в своей прокуратуре...

Дальше воспроизводить не могу. Из чувства врож­денной деликатности. Скажу только, что на моей памяти еще ни разу Попов не произносил столько слов подряд.

Не нервничайте, Савелий Петрович. Вам вред­но, — спокойно сказал я.

Попов открыл рот, чтобы произнести очередное ругательство, но потом раздумал, захлопнул рот и снова сел за стол.

Каждый день мрут, — пробурчал он.

Кто убил, известно?

Попов покачал головой:

Сто пятьдесят человек в камере.

Я могу осмотреть труп?

Попов свистнул, и в дверях появился лейтенант в неопрятном кителе.

Санчасть. Морг, — сказал Попов и кивнул в мою сторону...

Труп Сократа лежал на высоком столе морга. Его белое, холеное тело резко диссонировало с осталь­ными трупами. Я бегло осмотрел тело. Никаких следов насилия или побоев не было. Только за ухом чернело небольшое отверстие.

Чем это его? — спросил я у своего сопровож­дающего.

Черенком алюминиевой ложки.

Он даже показал мне орудие убийства. Конечно, не то самое, которым убили Сократа, но такое же. Кусок алюминия был аккуратно заточен и изогнут.

Чтобы так убить, это постараться надо, — за­метил я.

Да, — согласился тот, — это оружие не для драки. Это или во сне, или надо за руки за ноги держать, чтобы не вырвался.

И часто такое происходит у вас?

Тот только махнул рукой...

14 часов 30 минут

Подмосковный поселок Раздоры

Вот этого Турецкий бы не одобрил. Проникать в чужой дом, без приглашения, без ордера, да еще через заднюю калитку... Это было слишком опас­но. Опасно и непрофессионально. А ведь Александр Борисович любил повторять: «Главное, Мишин, дей­ствовать так, чтобы потом не стыдно было и в де­тективном романе описать. Чтобы красиво. Тютель­ка в тютельку. Одним словом, профессионально».

Женя, конечно, помнил наставления Турецкого. Но... приоткрытая калитка выглядела так заман­чиво. К тому же все способы добраться до Назарен­ко, на его взгляд, были исчерпаны. Женя звонил в калитку, разговаривал с охранниками через при­винченное у ворот переговорное устройство (надо сказать, охранники Назаренко были на редкость не­многословны), даже открывал перед объективом ма­ленькой телекамеры свое удостоверение. Нет, в от­вет он слышал только «его нет». И все тут. Не мог же он отказаться от выполнения задания!

А тем не менее примерно час назад он своими глазами видел въезжающую в ворота машину с пра­вительственным номером. И в кабине на заднем си­денье сидел человек, очень похожий на Назаренко (Турецкий снабдил своего практиканта фотографи­ей). Женя бросился наперерез, но машина юркнула внутрь, а ворота быстро захлопнулись.

Так что Женя голову готов был дать на отсече­ние, что Назаренко в доме. Но охрана твердила свое: его нет.

И кроме того, десять минут назад из ворот вые­хали две машины, в которых, судя по всему, нахо­дились все обитатели дома Назаренко. Кроме само­го хозяина.

Ну не армия же у него там, в самом деле! Если ему удастся пробраться к Назаренко и поговорить с ним, это можно считать большой удачей. Почему- то Женя был уверен, что стоит ему предъявить свою корочку Прокуратуры РФ, как Назаренко войдет в его положение и согласится явиться в следствен­ную часть прокуратуры и дать нужные показания. Не ему, Мишину, разумеется. Но после того, как он передаст повестку из рук в руки, отнекиваться бу­дет гораздо труднее.

Мишин не стал закрывать калитку, чтобы оста­вить себе путь к отступлению.

«На всякий случай», — решил он.