Андрей Стрельников - Я — убийца

Татьяна позвонила Сергею, предупредила, что задержится, и принялась гладить костюм.

Константин явился около восьми вечера. От него попахивало потом и — совсем чуть-чуть — спиртным.

— О!.. — с удивлением пробасил он. — Мажордом при исполнении! Что, Танюша, мужик выгнал? — Он неприятно хохотнул, скинул пиджак, снял галстук, расстегнул до пупа рубашку и плюхнулся в кресло. Не давая ей ответить, весело продолжал: — Не переживай! У меня оставайся, только ненадолго. Я одну и ту же женщину больше недели не терплю. Надоедает. — Он снова расхохотался.

— Юмор у вас, Константин Михайлович… — Татьяна с усилием улыбнулась, пытаясь ему подыграть. — Непривычный. Дел много, вот я и решила закончить основное как можно быстрее.

— Ну смотри, как знаешь, — Константин плотоядно ухмылялся, пожирая глазами рубенсовские формы Татьяны. — Если что — я как пионер: всегда готов!

— Вы выпили, Константин Михайлович. — Она по-прежнему старалась через силу улыбаться. — Очень жаль. Я хотела с вами серьезно поговорить.

— А разве можно серьезно говорить с одетой женщиной?.. — опять хохотнул хозяин, но, наткнувшись на ее взгляд, осекся. — Да ты извини, это я так, треплюсь просто. Что там у тебя — выкладывай!

— У меня — беда, Константин Михайлович. Не знаю, рассказывала ли вам Кира о моем сыне…

— Погоди, погоди… — Константин нахмурился. — Нет, не рассказывала.

— У моего сына тяжелая травма. Он срочно нуждается в операции, которую могут сделать только в Израиле… — Татьяна помолчала, собираясь с духом. Мерзкая ситуация. Никогда в жизни не просила в долг денег.

— И что? Визу не дают?

— Да нет, визу дают. Денег не хватает. Хочу попросить у вас в долг. — Татьяна почувствовала, как запылали щеки. Хотелось встать и убежать.

— У меня? — В голосе Константина слышалось искреннее удивление. — А почему — у меня?

— Потому что мне не у кого больше просить. Наши друзья — люди небогатые, от получки до получки с трудом дотягивают. — Татьяна пыталась сдержать слезы, но было уже поздно. Тонкая соленая струйка затекла в уголок губ, и она украдкой ее вытерла. — Вы человек известный и, наверное, богатый. Я верну все до копейки, честное слово!

— А почему ты не попросишь у Киры? Она что — бедная? Дачу продайте, квартиру. Я-то тут при чем? — Его удивление уже переросло в раздражение. — Много надо-то?

— Двадцать пять тысяч. Долларов. — Татьяна глядела прямо перед собой и боялась пошевелиться. Краем глаза заметила, как у Константина отвисает нижняя челюсть и образуется вертикальная складка на лысине.

— Сколько?! — Константин смерил ее ледяным взглядом. — Ты, мать, что сегодня съела? — Он вскочил, быстро прошелся по комнате. Остановился у двери и провел ладонью по черепу. — Нет, вы ее послушайте! Отдаст она! Интеллигенция! Клоуны драные! Совсем охренели в своих академиях! Живут впятером на сто баксов в месяц, а оперируют суммами, которые им и во сне не снились!

Он снова уселся в кресло и ударил кулаками по подлокотникам — ударил так, что они затрещали.

— Тебе за эти деньги четыре года пахать, не жрамши! И это — у меня. Другие меньше платят. Двадцать пять штук! Что, сладкого нашла? За идиота меня держишь?

— Подождите, Константин Михайлович. — Татьяна неожиданно успокоилась. — Квартиру мы уже продали. Дачу — тоже. Кире, кстати. Она еще должна нам восемнадцать тысяч. Я уверена — она вернет.

— Вот ее и дои! А ко мне с такими вопросами и близко не подходи! — Константин никак не мог прийти в себя. — Знаешь, как мне эти бабки достаются? Что я каждый день башкой своей лысой рискую — это ты знаешь? Это тебе не штаны протирать в НИИ ваших сраных!

Татьяна поднялась, пробормотала извинения и, не зная куда деть глаза от стыда, юркнула в прихожую. Константин еще что-то кричал ей вслед, но она уже закрывала за собой дверь.

Последний контрольный звонок. В это время она или спит, или только что встала.

И в том, и в другом случае надо дождаться, пока Кира не поднимет трубку. Максим набрал номер, переключил аппарат на дозвон и стал терпеливо ждать. Длинные гудки действовали на нервы, но он терпел — сидел, закинув руки за голову и закрыв глаза. Минут через десять, однако, терпение лопнуло. Максим выключил аппарат, закурил и нервно прошелся по комнате. Потом вышел на улицу.

Один из последних сентябрьских дней… Солнце, словно прощаясь, ласкало заспанные лица прохожих. Какой-то парень с отрешенным видом ковырялся под капотом «Шевроле», помнившего, наверное, еще Авраама Линкольна. Чудовищный двигатель автоветерана то ревел, словно от зубной боли, то глох, очевидно, не желая иметь дело со своим нынешним хозяином. Старичок, конечно же, умирал от тоски по родным «хайвэям». Парень выпрямился и с видом великомученика посмотрел на небо, потом на часы. Вся его рубашка, еще минут двадцать назад, наверное, белая, была покрыта пятнами и стирке уже не подлежала. Максим подошел ближе, с интересом взглянул под капот. Парень уставился на него с надеждой во взгляде.