Андрей Воронин - Таможня дает добро

— Не всегда получается так, как рассчитываешь. Но нервы у тебя, мужик, крепкие, выдержишь. Ты же не старик какой‑нибудь, чтобы от инфаркта кончиться. Баба твоя у нас, мы ее оставили в надежном месте. Жди возле выезда на московскую трассу, метрах в ста.

— Где Тамара?

— Не в твоем положении, мужик, ставить условия. Если мы с тобой обо всем договоримся, то проблем не возникнет. Мне не хочется никому делать больно. Ты поедешь с нами, а ее отпустят.

— Я тебе не верю, — сказал Дорогин, уже подходя к входной двери, держа в одной руке пистолет, а в другой — телефонную трубку.

— Твои проблемы.

Тяжелый джип резко свернул на дорогу с трассы. Под широкими колесами зашуршал, застрекотал гравий. В джипе сидели трое — два охранника и сам Барановский. Он нервно курил, шляпа лежала на сиденье, лоб вспотел. Время от времени Барановский рукавом плаща утирал лицо.

Фигуру Сергея Дорогина они увидели сразу. Тот шел от дома спокойно, не спеша, вразвалочку.

— Ага, вот ты какой!

— Что будем делать?

— Езжай, — бросил своему охраннику Геннадий Павлович. — Езжай, остановишься шагах в десяти.

— Может, кончить его, а, Геннадий Павлович? — резко обернувшись к шефу, скривив губы, зло спросил Коля Овчаренко, имевший среди своих громкую кличку Овчарка.

— Ты не скалься, — нервно буркнул Барановский, — веди себя смирно.

— Плюгавый он какой‑то! Может, его порешить — и концы?

— Сиди, — прошептал Барановский, разглядывая Дорогина.

Тот стоял и смотрел на свою собственную тень, поигрывая трубкой радиотелефона.

Джип затормозил и замер шагах в десяти от Муму. Барановский выходить не спешил. Первым из джипа выбрался Овчаренко, Сильнов остался за рулем. Единственное, что он сделал, так это вытащил пистолет и положил его на сиденье, где только что сидел его напарник.Дорогин был невозмутим. Рассмотреть выражение его лица Барановский не мог.

— Ладно, — сказал он, повернул ручку дверцы и лениво, грузно ступил на землю. Постоял возле машины, полуприкрытый своим охранником, а затем сказал почти шепотом:

— Стой здесь, я сам буду говорить, — и двинулся к Муму.

Тот тоже сделал два шага.

Когда между мужчинами расстояние сократилось шагов до четырех, Муму спросил:

— Что, один побоялся приехать?

— Почему побоялся, я уже ничего не боюсь, наверное, как и ты.

— Я боюсь, — то ли шутя, то ли всерьез проронил Дорогин.

— И чего же ты боишься?

— Боюсь, что у вас нервы сдадут и вы наделаете глупостей.

— Наверное, не напрасно боишься, — произнес Барановский, держа руки опущенными.

Что в него кто‑то станет стрелять, Дорогин даже не допускал. Ведь им что надо — два ящика с ниобием, а где тот ниобий, известно только ему. Так что ящики являются гарантом его личной безопасности и даже — неприкосновенности. И его дело — осчастливить их открытием тайника или молчать как воды в рот набравши.

— Слушай, мне кажется, ты мужик серьезный. Давай и потолкуем серьезно.

— Думаю, ты за этим и приехал.

— Тебе нужна твоя женщина? — Нужна, — сказал Сергей.

— А мне нужны ящики с металлом. Так что уладим это дело честно: ты нам ящики, а мы тебе твою женщину.

— А если наоборот? — спокойно и уверенно сказал Дорогин. — Вместо Тамары возьмете меня, а ее отпустите.

— Хорошее предложение, — немного подумав, сказал Барановский. — Но, знаешь что, Дорогин…

— Видишь, ты и фамилию мою знаешь.

— Знаю, — сказал Барановский. — Если бы я захотел, я бы мог взять тебя тепленьким. Подождали бы мои люди в доме, когда ты туда приедешь, и скрутили бы тебя. Мешок на голову, привезли куда следует, поговорил бы я с тобой…

— Почему ты пошел другим путем?

— Думаю, мы договоримся и так, — не вдаваясь в рассуждения, буркнул Геннадий Барановский.

— Может, и договоримся.

Коля Овчаренко стоял у джипа, держа в правой руке пистолет, наблюдая за странным мужчиной, с которым его босс вел, судя по всему, сложные переговоры. Неизвестно откуда взявшаяся пчела пролетела над головой охранника, сделала несколько кругов, жужжа прозрачными крылышками, и села ему прямо под левый глаз. Овчаренко судорожно дернул головой, вскинул руку с пистолетом, пытаясь отогнать назойливое насекомое.

Дорогин мгновенно бросился в сторону, резко, как профессиональный боксер. В его левой руке, словно Муму демонстрировал фокус, появился тяжелый пистолет, выхваченный из‑за спины. Громыхнул выстрел. Овчаренко крутанулся на месте, пистолет выпал из его руки, а Дорогин нацелил свое оружие прямо в лоб насмерть перепуганному, мгновенно побелевшему Геннадию Барановскому. Дорогин косил глазами то на водителя в кабине джипа, то на Барановского.