Шерриер Кристиан - Не говорите ему о цветах

Я увидал огромный зал с высокими сводчатыми потолками и в нем массу людей. Мужчины во фраках, на которых были приколоты военные знаки отличия, танцевали с женщинами в длинных вечерних платьях. На эстраде оркестр из старых седовласых музыкантов играл без перерыва. Было очень много старых людей. У многих приглашенных блестели лысые черепа, а на цепочке висел монокль. Я заметил Урсулу, и меня начала бить дрожь. Она стояла возле буфета и разговаривала с высоким молодым человеком, очень тонким и неподвижным, с печальным и серьезным лицом. Девушка совсем не выглядела счастливой. Мне показалось, что все это торжество было ей скучно, она украдкой поглядывала на свои часы и иногда задумчиво потирала руки, так хорошо знакомым мне жестом.

Но я увидел и другое, что заставило меня содрогнуться. За вереницей соединенных столов, подпирая стену, сидели десять стариков. Их лица были цвета старого пергамента. Изредка они склонялись один к другому и переговаривались. Среди них был один, с вечно открытым ртом, как в непрерывной зевоте, другой, который все время что-то жевал, еще один подносил к носу табак и вдыхал его. И, наконец, я заметил среди них старуху, одетую во все черное, через определенные интервалы она топала ногой по паркету. Я узнал ее. Это было страшное видение, которое грозовой ночью пробралось на нашу виллу. Ее лицо было ужасно. В глубине орбит мрачно горели глаза, а кривой рот, даже когда она улыбалась, походил на злобный оскал. И, все время гримасничая, она напоминала ведьму из моих детских сказок. Вдруг она подозвала Урсулу и цепко схватила за запястье, заставляя нагнуться к себе. Она что-то пробормотала девушке на ухо и показала на печального молодого человека. Урсула вернулась к нему и начала преувеличенно оживленно с ним разговаривать.

Ужасно долго, наверное, больше часа я стоял у окна и наблюдал. Потом у меня возникла идея. Я спустился с террасы, вошел в парк и обошел вокруг замка. Возле гаража стояло около сорока машин с потушенными огнями. Шоферы в ливреях разожгли на лужайке костер. Видно было, как они греют руки. На минуту я остановился и внимательно всмотрелся в пламя. Мне показалось, что языки огня были подобны огненному цветку. Потом я продолжил свой путь.

Позади замка я нашел то, что искал. Ставни подвала были плохо закрыты, я приподнял их и выбил каблуком замок. Осколки стекла со страшным шумом упали на цементный пол. Я испугался, кинулся в кусты и, растянувшись на земле, переждал какое-то время. Так как все было тихо, я вернулся к окну, открыл его, просунув руку в щель, влез внутрь и сразу наткнулся на кучи угля. Я обшаривал стены в поисках двери; пришлось зажечь спичку, чтобы ее отыскать. Сзади был коридор, упирающийся в лестницу, наверху которой была еще одна дверь, я припал к ней ухом. Никаких звуков. Я открыл ее и оказался, должно быть, в буфетной. Узкая лестница вела на этажи замка. Я поднялся, стараясь, чтобы не скрипели ступени, и оказался в широком коридоре, залитом светом люстр. Плотный толстый ковер заглушал мои шаги.

Внезапно послышались голоса, потом быстрые шаги по главной лестнице. Я спрятался в дверном проеме, рискуя быть замеченным из коридора. Это была Урсула. Она плакала, шумно всхлипывая. Она вошла в комнату, пробыла там минут пятнадцать и вышла. Вид у нее был успокоенный, и девушка снова спустилась в праздничный зал. Слышно было, как оркестр играл цыганские мелодии.

Я проскользнул в комнату, из которой только что вышла Урсула. Конечно, это была ее комната: я узнал одежду, книги, вещи, которые у нее были с собой на нашей вилле. Я узнал ее запах: запах юности, нежного и сильного тела. Все в этой комнате было в идеальном порядке… Я спокойно ждал конца праздника. Приглушенные звуки музыки достигали моих ушей, я даже слышал топот танцующих и иногда взрывы грубого германского смеха. Потом музыка стихла. В саду захлопали дверцы машин, стали фырчать моторы. На террасе с кем-то прощались. Я погасил свет, проскользнул в ванную комнату и сел на угол ванны. Мне не пришлось ждать очень долго. Праздник кончился. Черные машины разъезжались одна за другой. Вместо костра на лужайке остались лишь тлеющие угли. В коридоре раздались голоса, потом дверь в комнату открылась. Под легкими шагами слегка скрипнули половицы паркета. Слышно было, что Урсула напевала… Одна, затем вторая туфелька упали на пол, потом шелест снимаемого платья. Звякнули створки шкафа. Что еще? Сердце мое готово было выпрыгнуть из груди.

И, наконец, дверь в ванную открылась. Палец прикоснулся к выключателю и нажал на него… Передо мной стояла совершенно обнаженная Урсула!