Леонид Могилев - Тройное Дно

— И что изменится, если не так?

— Вы мне кажетесь человеком разумным.

— А я и есть человек разумный. Правда, русской национальности.

— А вы думаете, это на разум влияет?

— Еще как влияет.

— Ну, хорошо. Отдыхайте.

— Теперь объясните, пожалуйста, что, действительно на лодке обучались какие-нибудь трудные подростки, или, скажем, взрослые люди, или другие?..

— Никто обучиться ничему не успел. Дела у Охотоведа шли не так быстро. А люди эти должны были из бомжей быть.

— То есть как из бомжей?

— Это была одна из ступеней возрождения духа. И я это поддерживаю.

— То есть бросил, скажем, пить, ну, Константин какой-нибудь, оттянулся на торфоразработках, пришел в человеческий облик. А потом его на подводную лодку? Но зачем? Зачем и кому это нужно? Вы что там, к новой войне готовились?

— И к этому тоже. Ведь военных сборов давно не проходил никто. Даже тем, кто на службе, из живого ружья стрелять редко приходилось, если только в Ханкале.

— Вот-вот. А к этим территориям имел отношение-Охотовед?

— Да вот не имел, к сожалению. Если бы имел, то сейчас бы в Грозном другие начальники сидели. У Охотоведа ум государственный. И воевать он умел, как вы уже убедились.

— Ну, мы отвлеклись. Значит, должны были бомжи учиться мастерству подводника. А потом что? Неужели еще должны были лодки появиться? Или они на другие водоемы должны были отбыть в командировки?

— Это нам неведомо. Вы, наверное, про торпедную атаку хотите узнать? Так это я потопил «Репина».

— То есть как? А господин капитан второго ранга?

— Пал смертью храбрых при защите острова. Там и похоронен.

— И место можете указать?

— Могу. Да не укажу. Его потом перезахоронят. С почестями.

— В Союзе Советских Благодарных Бомжей? Или как вы хотели это назвать?

— Это нам неведомо.

— А скажите… Может быть, еще такие базы есть на Ладоге? Или на Балтике? Вот вы про островок какой-то изволили говорить. В Эстонии. Место можете по карте указать?

— Я тогда спал после вахты. Даже примерно не могу. Знаю, что маленький.

— А выглядит как? Ландшафт какой? Есть ли сооружения, дома? Другие острова рядом? Далеко ли от материка?

— Ночь была. Ничего не помню.

— А эстонских товарищей не запомнили?

— У меня зрительная…

— …Память плохая. Особенно на лица.

— На них, родимых.

— Хорошо. Давайте попробуем послушать про торпедную атаку.

— Вот это дело. До этого я только учебные цели поражал. А тут целый корабль. После того как спецназ штурмовал остров и мы отошли к доку, то хотели дождаться Ивана Владимировича. Он под конец один отход прикрывал.

— А что вы в этом бункере делали?

— Беседовали, ужинали. По вечерам.

— У вас что, был клуб?

— А почему нет? Культурно все было и чисто. А уж умных людей послушать было приятно.

— К этому мы еще вернемся. Давайте завершим рассказ о потоплении. Вижу, вам не терпится.

— Мне совесть очистить не терпится. Вертолеты над нами висели уже, но канал глубокий. Можно в погруженном состоянии выходить. Тем более, раннее утро. Глубина не просматривается. А так, естественно, увидели бы с воздуха. Вышли мы, через фиорды двинулись. Там в двух местах нужно было в надводном положении идти, метров по сто или сто пятьдесят, но Бог миловал. На острове бой еще шел. Отвлекся спецназ и летуны их. Потом отошли мы и на дно легли. Стали думать, как дальше быть. Отлежались. И все бы обошлось, если бы ночью, когда всплывали, по радио не услышали, что «Репин» с шоблой этой намеревается прибыть к месту погибели наших товарищей и надежд. Мы когда уходили, боезапас весь приняли. И для пушчонки, и обе торпеды. Я их перебирал накануне, профилактику проводил. Так что они были в порядке. Как знал.

— Так. Услышали. И решили топить. Кто был на лодке?

— Это я, естественно, знаю и помню, но только лучше убейте сразу, а не скажу. И пытку любую выдержу.

— Не сомневаюсь. Значит, о сообщниках рассказывать не собираетесь?

— Нет. Только не о сообщниках, а о товарищах. Точнее надо быть, гражданин начальник.

— У вас судимостей не было?

— Я из ПТУ сразу на флот. И так в нем по сей день нахожусь.

— Вы же списаны.

— Я начальниками списан. Бог им судья. А так я на флоте.

— Хорошо. Дальше.

— «Репин» судно старое. Еле живое. Еще год-другой, и все. Его не жалко.

— А людей? Команду? Охрану?

— Рейс был коммерческим. Значит, люди эти добровольно поплыли с попсовиками на костях плясать. Ритуал, стало быть. Так они сами себе и выбрали планиду.