Татьяна Гармаш-Роффе: Ангел-телохранитель

Люля пошла снова к фифе. Предъявила эскизы.

- Вы их у меня украли, - сказала она. - Это подло.

- Вы что, девушка? - Фифа смотрела на нее с нескрываемо наигранным изумлением. - Да я вас в первый раз вижу! Вы срисовали платья из коллекции Бурова - по телевизору небось видели? А теперь пытаетесь шантажировать уважаемого модельера?! Убирайтесь вон, пока я милицию не вызвала! И больше никогда здесь не появляйтесь, от души вам советую! - с презрением закончила она.

Пережив этот шок, Люля взяла себя в руки и отправилась дальше пробиваться: ведь для этого она и приехала в Москву! В приемной следующего модельера («кутюрье», извините) Люля была осторожнее: эскизы оставлять не захотела. Ей отказали сразу.

В третьем она решилась оставить, но попросила расписку. Очередная фифа сходила куда-то и сообщила, что никаких расписок не будет. Либо она оставляет, либо убирается восвояси. Люля выбрала последнее.

Больше она никуда не ходила. Повезло - через соседку стала получать немножко заказов на пошив-перешив… Чем и зарабатывает.

- Зачем я вам? - спросила Люля.

Она себя не считала красавицей, да и не была ею. Ее довольно высокий рост и излишняя худоба всю жизнь вызывали у нее комплекс неполноценности. Она всегда сутулилась, съеживалась, обхватывая себя руками, словно озябла… И лицо так себе, среднее, ни два ни полтора. Одним словом, товара под названием «женская привлекательность» у нее не имелось. И продавать этому странному Владику ей было нечего. Разве только костюм на заказ.

- Вы даже не поверите, как все просто, - усмехнулся он. - Я ищу женщину, в которую мог бы влюбиться. Ужасно хочется влюбиться, по-настоящему так, до одури. Я слишком долго искал себя, пора найти кого-нибудь себе.

- Вы что, хотите сказать, что вы в меня можете влю… - Она так опешила, что даже не отважилась повторить слово.

- А вот мы и посмотрим. Я же сказал: давайте знакомиться. Познакомимся, а там… как получится. Может, выйдет у нас такая печальная история, что я влюблюсь, а вы нет!

Чертики немедленно зарыдали в голос, театрально припадая друг к другу на плечи.

- Да чем же я вас заинтересовала? Ничего такого во мне…

- Есть, есть, - заверил Владик. - Вы просто кокетничаете, на комплименты напрашиваетесь. Я большой знаток женcкой природы, к вашему сведению, - нахально заявил он, откидываясь на спинку кресла, и чертики одобрительно засвистели, засовывая кружочки пальцев в рот.

- Да нет же! Вот если бы я была топ-модель или какая-нибудь там…

- Да я ж влюбиться хочу, а не обрамить свое несовершенное мужское тело совершенным женским! Кстати, вас не смущает мой лишний вес?

Люля наконец улыбнулась.

- Если наш вес сложить, а потом разделить на два, то как раз идеальный и выйдет…

Они «знакомились» еще месяц, влюбляясь стремительно и смертельно. Все Золушки мира могут отдыхать - такого Принца, как Владька, они даже в мечтах не видели. Он и впрямь оказался далеко не беден - принц не Принц, но вполне состоятельный, как он выразился…

Господи, какая ерунда, главное, что у него оказалось очень-очень много любви. Для нее.

И потому она стала красавицей. И потому все признали ее талант. И потому она начала работать на один из лучших домов моделей. И потому она стала намного уверенней в себе и научилась носить красивые платья, и не стесняться своей худобы, и не сутулиться, и…

Она любила его, боже, как она его любила! Она бросалась на него, когда они возвращались домой, она стаскивала с него рубашку, целуя показавшийся в разрезе «лишний» живот, и он, смеясь, отбивался, и чертики веселились и ликовали, шкодливо подсматривая за ними… То, что у них было, не называлось сексом, то, что у них было, называлось любовью, и все возможные на свете ласки служили всего лишь языком, на котором она изъяснялась.

Все было так, именно так - сказочно красиво, до одури счастливо, пока он не погиб. Разбился с другом на машине.

Друг выжил. А ее Владька, сокровище, ее счастье, ее Принц, - погиб…

Она чуть руки на себя не наложила. Всего два, крошечных два года счастья из всей ее несчастливой тридцатилетней жизни. И все, и больше нету. И уже никогда не будет. Потому что второго такого, как Владька, не существует во всем мире.

Она почти забросила работу. Она снова стала дурнушкой. Она снова стала зябнуть и обхватывать себя руками, наклоняясь немного вперед, будто у нее болел живот.

Она, лишенная его любви, перестала любить себя.

…От солнца никуда не деться. Он закрыл глаза, но оно сверкающим острым лезвием вскрывает веки, как створки устриц, и больно надрезает роговицу. Кажется, выступили слезы.