Татьяна Степанова - Демоны без ангелов

Кто додумался повесить его здесь?!

Как ни торопилась Шуша Финдеева в это утро в школу искусств в Калошином переулке на Арбате, но по диким пробкам из Нового Иордана катастрофически опоздала.

В одиннадцать! Он сказал, что занятия у него по пластике в одиннадцать, а сейчас уже половина двенадцатого.

Взлетев по лестнице на второй этаж, Шуша от волнения забыла номер зала, потом вспомнила, ринулась к двери, ожидая услышать оттуда звуки музыки и топот ног балетных. Ничего не услышала, не успев удивиться, распахнула дверь, вошла.

Пустой класс, огромное зеркало во всю стену, балетный станок. Испугалась, что вот все испортила – первую встречу с предметом своего обожания, опоздала, перепутала все и…

Увидела его на паркетном полу. Прислонившись спиной к стене, он сидел в расслабленной позе, в которой отдыхают танцоры.

Эдуард Цыпин, нет, принц Фортинбрас. Сейчас все это насчет норвежского принца из бессмертной английской трагедии, прочитанной в первый раз еще в школе, показалось глупым и детским.

Эдуард Цыпин увидел ее и, кажется, не узнал сразу. Но через мгновение вспомнил.

Вот он уже на ногах.

– Привет, Шуша.

– Здравствуй, а как же занятия?

– Отменили. Все в театр рванули, прогон какой-то смотреть срочно, репетицию мастер-класса.

Шуша вспомнила, о чем трещала ей вчера вечером по телефону подружка Наташка: «Ты подумай, откуда у него такая тачка? Новый «БМВ». Одевается сам в какие-то тряпки – все дешевка – джинсы, футболка, а тачка суперкрутая. Так я тебе скажу – это тачка либо любовницы богатой, либо любовника, а катается по доверенности. Он же балетный, ну не совсем настоящий, но все равно из их круга. Там голубых до черта. А он хоть вроде и не гей, но ведь такой симпатяга».

Шуша оглядела зал, готовясь узреть ненавистную соперницу или соперника. Но танцевальный класс пуст.

Пауза. И она что-то слишком затянулась в этом пустом, залитом солнцем танцевальном классе. А ведь она дала себе слово быть обворожительной и раскованной с ним. И главное – не краснеть, не плакать, не казаться тупой провинциалкой из Нового Иордана.

– Приятные духи у тебя, – сказал он, явно потому, что затянувшееся молчание начало уже давить.

– Это Immortel, бессмертник.

– Немножко нелепо для аромата, а? Бессмертный, вечный. Аромат – это один вдох, и все ясно.

– Я после спектакля «Дориан Грей» эти духи купила.

– Фанатка английского балета, понятно, – Эдуард Цыпин усмехнулся. – Смертный аромат… Откуда такие мысли в такой хорошенькой головке, а?

Он бросал это свое «а?» с ленивым любопытством.

– У меня сестра болеет.

Она стояла перед ним, не ощущая своих духов, а лишь чувствуя его запах. Широкие мускулистые плечи, обтянутые белой футболкой, мощная шея. Знала отлично, что не то, не то, не то начала говорить, но уже не могла остановиться. Как в прошлый раз, когда слезы… О, гадство!

– Это скверно.

– Давно болеет, с самого рождения. Орет все время, писается. Вонючая, сумасшедшая идиотка. Я хочу, чтобы она умерла.

– Шуша!

– А ты красивый как бог. Я вот уже полгода не знаю, что с собой делать, потому что ты… Я вас люблю, Эдик.

Такого он явно не ожидал. Он даже отступил. Ей показалось, вот сейчас он повернется к ней спиной – странной нескладной дурочке, не умеющей ни кокетничать, ни флиртовать, ни очаровывать, а лишь пороть всю эту чушь, повернется и уйдет. Покинет ее навсегда. Как же такое можно допустить?

Она бросилась к нему, прильнула всем телом, обвив его шею руками.

Это называется вешаться на шею. Мать это так называет – вешаться на шею первому встречному. Пусть так. Он не первый встречный – он принц Фортинбрас.

– Шуша.

– Не уходи, пожалуйста.

Она поцеловала его, отыскав губами его рот.

– Не уходи от меня.

Его руки коснулись ее спины, его тело напряглось.

– Девочка, тебе не рановато шутить такие шутки?

Она не отпускала его, тыкаясь как слепая губами в его губы, подбородок, горло, плечи. Ее рука скользнула вниз к его бедрам, шаря, расстегивая.

Он уже был готов, когда она поняла это, то приникла к нему еще плотнее, ощущая под пальцами его горячий твердый член. Она снова нашла его губы, мазнула по ним языком, а затем начала его ласкать.

– Тебе не рано шутить такие шутки со мной?

Она не ответила, пряча свое пылающее стыдом лицо у него на плече. Но рука ее делала свое дело – сжимала, гладила, двигаясь то быстрее, то медленнее, подчиняя своему ритму, зажигая тот огонь, который уже нельзя погасить.