Джордж Хиггинс - Ограбление казино

— Не очень, — ответил Фрэнки. — Вообще-то как-то говенно. Само собой, я телку нашел, которая ебется с тех пор, как еблю открыли, и, само собой, распиздел всем кому ни попадя, а когда мы кончили, она мне сказала, что со мной ебаться хуево. Но я не перестану. Прикинул, нетрудно же, наверно, научиться, столько народу неспроста же вокруг бегает и это делает.

— Отличная мысль, — сказал Когэн. Потом прищелкнул языком. — Господи, — сказал он, — жалость-то какая. Если б я тебя только раньше встретил. Надо было сразу, как только я маляву получил от Китаезы и всех них. Знал я одного чувака, он бы мог тебе помочь в этом смысле. С очень и очень клевыми телками он водил знакомство. Только он умер.

— Во как? — произнес Фрэнки.

— Ну, — кивнул Когэн. — Очень жалко. Может, видал в газете. На днях тут вечером его шлепнули. Марки Трэттмен. Приятный парень. Очень приятный парень, и чего он про блядей не знал — никто уже не знал.

— Выеб, видать, кого-то не того, — сказал Фрэнки.

— Ну, — вздохнул Когэн. — Либо так, либо что-то другое. Но кого-то он разозлил, это точно. Так с большинством этих ребят обычно и бывает, мне кажется, кого потом мочат. Кого-нибудь разозлят, а потом что-нибудь случается. В наши дни осторожней надо. Что-нибудь сделаешь, тебе-то смотрится вроде ништяк, а правильный парень какой-нибудь ни с того ни с сего злится, и ты в говне. Посмотри вот на Китаезу. Ты сколько его знаешь?

— Китаезу? — переспросил Фрэнки. — Ну лет десять, наверно.

— Ну и вот, — сказал Когэн. — Это уже долго. Вот тебе чувак, а слыхал бы ты, какой на Китаезу баллон катили где-то с год назад.

— Я слыхал, — ответил Фрэнки.

— Ну вот, — сказал Когэн. — А зная Китаезу, должен понимать — это неправда. Китаеза лучше говна нажрется, чем шары на кого-то погонит. Только тут беда в том, что какой-то гондон взял себе в голову, что там движня какая-то или еще что-то, и давай дышать везде насчет Китаезы, ну и вопросов, конечно, никто тут не задает, ума-то не хватает ни у кого. Пиздят и пиздят, и вскоре уже Китаеза базар этот слышит, а ведь он даже ничего не делал… Ну а Китаеза, — продолжал Когэн, — мудила ушлый. Он в торбе и знает, что кое с кем надо увидеться, причем быстро. И вот он себе вызов в суд сращивает или что-то, и его волокут сюда, и получается малявку передать кое-каким ребятам, из них кто-то приходит к нему на свиданку, и он им говорит: «Слушайте, мне приправу в жопу сунут, если кто-то все эти базары не прекратит, говно все это, знаете? А я ведь тихо стоять не буду. Я буду защищаться, мне придется к кому-то идти и что-то чирикать, а мне этого совсем не хочется, да?» В общем, чувак оттуда выходит и начинает раскладывать по понятиям, и Китаеза опять у всех в ажуре. Видишь, я вот о чем. Китаеза ушлый, умеет жопу себе прикрыть. Марки — ну, он про шмар много чего знал, только, наверно, вот жопу себе прикрыть не умел.

— Жопу-то себе прикрывать как бы трудно, — сказал Фрэнки, — если не знаешь, что тебя пасет кто-то за то, что елдой по сторонам помахал. Трудновато это.

— Ну, — согласился Когэн, — но могло быть и что-то другое, за что-нибудь еще могут висеть на хвосте. Ну вот Марки — Марки, например, мельницу держал. И ее сворочили. Знаешь про такое?

— По-моему, что-то слыхал, — ответил Фрэнки.

— Ну да, — сказал Когэн. Допил пиво. Сказал бармену: — Принеси-ка мне еще. — А Фрэнки: — Еще хочешь?

— Мне уже, наверно, все, — ответил тот.

— Правильно, — сказал Когэн. Принял новую кружку, отхлебнул. — Хорошо, — сказал он, вытирая рот. — Холодное пиво — лучше не бывает, я так всегда говорю. Ну, в общем, у Трэттмена всегда этот катран был, да? Он его держал никто уже не помнит сколько. И его уже разок дернули. Завесили ему игру. И знаешь что? — спросил Когэн. — На самом деле сам же Марки себе мельницу и завесил.

— Может, и в этот раз он же, — сказал Фрэнки.

— Хуева туча глупых гондонов бегает везде и тоже так говорит, — сказал Когэн. — Я и сам такие базары слыхал. Очень они меня злили. Потому что Марки никаким особым моим корешем не был, ты же понимаешь, я наверняка с ним больше раза, может, двух за всю жизнь и словом-то не перемолвился. И вот у него какие-то неприятности — так не мое ж дело, приходить и его оттуда вытаскивать. Кто я такой? Просто один знакомый. Чего ради ему меня слушать? Но вот после такого я уже подумал, что надо было. На самом деле надо. Потому что в тех базарах ни правды, нихера. Марки бы так больше делать не стал. Он для этого слишком умный. Но видишь, о чем я, да? Он же должен был знать, наверняка же знал, что такие базары ходят, и мозгов должно же было ему хватать, раз слышал что-то, как Китаеза, понимаешь? Сделал бы что-нибудь. Чтоб какой-нибудь глупый гондон не решил, что он себе всяких друзей там заведет, а надо только пойти и Трэттмена ушатать. Это, блядь, ебнутый мир… Так что, видишь, Фрэнки, — сказал Когэн, слегка к нему повернувшись, — я думаю, так Китаеза с ними вместе и подумали, с корешками твоими, которые за тебя тревожатся. Они думают, ну, не знают даже, насколько ты повзрослел, как откинулся. Они думают, тебе кто-то нужен рядом, понимает про все, посоветует тебе.