Борис Бабкин - Вы считаете это игрой?

— Вы, суки, приборзели, — процедил Атаман, — расчувствовались. Вы же без меня только и могли, что с ларьков…

— Закрой рот, — посоветовал Гетман. — Мы с тобой были из-за памяти о твоем батьке. А тебе ничего не стоит убрать любого. Насчет бабок вообще молчу. В общем, давай по-хорошему — ты попробуешь побазарить с Дорофеевой, как Валерьянка советовал, о любви. Если так, то работаем. А нет, отвали, и если попытаешься что-то с ней сделать, на куски порежем. Понял?

— Похоже, выбора у меня нет, — процедил Андрей. — А вот за бабки ты зря на меня бочку накатил.

— Поехали, — кивнул Гетман.

«В лидеры вышел, сука, — подумал Андрей. — Хрен ты угадал, падаль. В Питере я с тобой и твоими шестерками разберусь».

— Они напуганы, — садясь в машину, проговорила Кэт. — Дверь не открывали, но все-таки объяснили…

— Молодая плачет, — сообщила Даша.

— А пацаненка видели? — спросил Дмитрий.

— Нет.

— Значит, сильно напуганы, — сказал Георгий. — Обычно дети на звонок обязательно выходят. Придется отложить игру.

— Подожди, батя, — сказал Дмитрий Дымов. — Получается, ты сдал Дорофееву. Ты чего, батя? Неужели не понял, что ищет ее кто-то не для того, чтобы букет подарить.

— Да погоди ты, — недовольно произнес отец. — Ведь Чернов все-таки полковник.

— Но Дорофеева не в розыске.

— Значит, ее ищет кто-то из криминала. Ты же сам говорил.

— Говорил, да тут Чернов попросил помочь. Ну, я и сказал, что живет такая в…

— Ох, отец, поеду я к ней.

— Я с тобой.

Санкт-Петербург

— Ты чего, мальчик? — спросила средних лет женщина в форме служащей отеля.

— Папа с мамой не дышат, — ответил белокурый мальчик лет пяти. — Лежат на полу и не дышат. Я их звал, звал, а они лежат и не шевелятся. На полу спят.

— Пойдем-ка посмотрим. — Дежурная взяла его за руку.

— Да, — усмехнулся Воронин, — неласково она тебя приняла. А бабе этой и полковник по фигу. Похоже, непросто будет.

— А чего еще ожидать от молодой женщины, — проговорил Иннокентий, — которая шесть лет тянет на себе все. Перед ней я снимаю шляпу. Жить так, как жила она, потом совершить поступок, который нельзя назвать иначе, чем нанесение чувствительного удара Атаману, и дать по носу своему отцу, и Тарасу Бошко, для этого нужно быть мужественным человеком.

— Подожди, ты жалеешь ее?

— Именно так. Поэтому и хочу, чтобы у нее был муж, отец ребенка, и она не напрягалась бы, как ей распорядиться состоянием папы.

Воронин рассмеялся. Опарин поморщился.

— Может, она и права, — сказал он. — Но мне нужно хотя бы увидеть пацаненка. Раньше по хрену было, наоборот, а сейчас что-то…

— Ты стал свою вину ощущать, — проговорил Воронин. — А это даже лучше. Бабы чувствительны к раскаянию. Так и держать. Ты к Лизке сходи, она просила.

— На сегодня до свидания. — Опарин вышел.

— Не нравится мне его настроение, — заметил Луконин.

— Мне тоже. Но без него ничего не получится. И так тяжело будет, а без него… Правда, Чернов испугался. Не ожидал он такого отпора. Сучка! — плюнул Воронин. — Похоже, ее придется убирать.

«Вот так он и меня закопает», — подумал Луконин.

— Знаешь, — вздохнул Костя, — когда ее голос услышал, все оборвалось. А если сына увижу…

— Перестань, Костик, — прижавшись к нему, прошептала Лиза. — Ребенок — не шутка. Я не ревную, успокойся, а то ты какой-то напряженный. Все будет хорошо, милый.

«Кому? — подумал Опарин. — Вам, наверное. Меня вы убьете. Сначала Женьку, потом, когда женюсь на Лизке, меня. А я не женюсь. Но тогда убьете сразу».

— Успокойся, — повторила Лиза.

— Да я спокоен. Но не знаю, как теперь быть. Тетка эта, Павловская, которая вроде как бабушкой стала Дениске, наехала на Чернова, — вздохнул он. И чтобы Лиза не задавала вопросов, он поцеловал ее долгим поцелуем.

— Ни хрена себе, — покачал головой старший сержант милиции. — Надо вызывать…

— Я уже вызвала, — сообщила дежурная. — Мальчишка у меня сидит. Как же он-то? — вздохнула она.

— Усынови, — улыбнулся милиционер.

— Да иди ты, шутник.

— Так, — в номер вошел оперативник, — выйти всем. Не натоптали тут? — спросил он старшего сержанта.

— Нет, — ответила дежурная. — Мальчик позвал меня…

— Дальше слушаю. — Оперативник присел около мертвой женщины.

— Я заглянула в номер и поняла, что на полу лежат мертвые люди. Закрыла дверь, позвонила по ноль два и отвела мальчика к себе.

— Спасибо, можете идти, — сказал второй опер. Первый осторожно поднял валявшуюся у руки женщины рюмку, положил в целлофановый пакет. Передвинулся к трупу мужчины и поднял вторую рюмку. — Отравились. На лицах застыла болезненная гримаса. И что вы пили, покойнички? — Он поднялся и осмотрел стол. — Коньячок, конечно, знатный, испанский, и закуска приличная. Но закусить не успели.