Виктор Пронин - Зомби идет по городу

– Это будет нетрудно, – сказал Сысцов, прикрыв глаза стаканом вина. – У вас, надеюсь, хорошая память? – Сысцов попытался исправить допущенную оплошность – слова его прозвучали если и не откровенной угрозой, то чем-то очень к ней близким.

– Не жалуюсь, – ответил Пафнутьев. И эти его слова тоже отличались по тону от всего, что он сказал здесь до этого момента. Сдержанные слова, строгие. Можно их назвать и осаживающими. Осторожней выражайтесь, Иван Иванович, как бы сказал он.

Сысцов кивнул. Он все понял.

– Вы мне не ответили... Работа вам нравится? – спросил он у Пафнутьева.

– Суетно, – не задумываясь, ответил тот. – А вообще ничего. Но это смотря как посмотреть...

– Хотите поменять? – перебил Сысцов бестолковую болтовню Пафнутьева.

– Пока не присмотрел ничего получше.

– Но для других присматриваете?

– Для других? – удивился Пафнутьев.

– Ну, как же... Анцыферову вы присмотрели местечко лет на десять, наверно... Устроили мужика.

– О нем вы все знаете, Иван Иванович, – сказал Пафнутьев, осторожно подбирая слова. – Мне нечего добавить.

– Где Колов?

– Сегодня пятница... На работе, наверно... если, конечно...

– Не валяйте дурака! – резко перебил Сысцов. – Колов пропал. И вы это прекрасно знаете. Он пропал через день или два после вашего налета на «Интурист».

– Налета? – удивился Пафнутьев настолько, что даже свинину с хреном не донес до рта.

– Где Колов?!

– Понятия не имею. – Пафнутьев прижал руки к груди, точь-в-точь как это делал Худолей, выпрашивая у него водку.

– И не догадываетесь? – прищурился Сысцов.

– Может, в Америку удрал? – спросил Пафнутьев, сунув наконец приготовленную закуску в рот. – Прекрасный хрен... Сами сделали?

– Вы обманули меня, Павел Николаевич. – Сысцов откинулся в кресле и в упор посмотрел на гостя.

– Я?! Вас?! Обманул?!

– Успокойтесь. Не надо так красиво... Вы не на сцене, вас никто не снимает на пленку, аплодисментов тоже не будет... Малый театр вам не грозит. Вы обманули меня в том, что вина Анцыферова, как выяснилось, не столь велика, как вы это представили.

– Вы же сами сказали – пусть решит суд.

– Павел Николаевич... Мы же вдвоем... Не надо так красиво. Будем называть вещи своими именами. Именно для того, чтобы называть вещи своими именами, требуется больше всего и мужества, и самоотверженности, и таланта... Вы со мной согласны, Павел Николаевич?

– Конечно! – воскликнул Пафнутьев с таким подъемом, что Сысцов поморщился.

– Кончайте валять дурака. Противно.

– Виноват!

– Документы, которые вы мне подсунули, вы нашли не у Анцыферова. Вы их нашли у Голдобова. Это меня не столько озадачило, сколько обрадовало. Я понял, что все происшедшее с Голдобовым – правильно, справедливо. Все так и должно было закончиться. Но с Анцыферовым... Напрасно вы это сделали.

– Я ничего не предпринимал в одиночку!

– Помолчите, Павел Николаевич... – Сысцов налил в стакан красного вина, сделал несколько небольших глотков. – Анцыферов нашел возможность связаться со мной. И убедил, что с ним поступили несправедливо... Я поверил. Конечно, ему там несладко...

– Любой опыт – полезный опыт! – успел вставить Пафнутьев.

– Не думаю, что он задержится там надолго. – Сысцов не пожелал услышать последних слов Пафнутьева. – С ним все ясно.

– И он снова займет свой кабинет?

– Не сразу... Но займет. Если не подвернется чего-нибудь повыше. Скорее всего, подвернется... Но Колов? Меня интересует генерал Колов. Я не знаю, где он, что с ним... У меня нет оснований подозревать вас, Павел Николаевич, в его исчезновении... Но опыт, о котором вы только что говорили... Опыт подсказывает мне, что и здесь без вас не обошлось.

– В мире все взаимосвязано, – задумчиво обронил Пафнутьев нечто философское.

– Вот и я о том же... Вы, Павел Николаевич, единственный человек, который может знать, где Колов, что с ним... Я прав?

– Вы переоцениваете мое могущество! – воскликнул Пафнутьев, опять смещая разговор в область необязательного, легковесного. Одним только словечком «могущество» он сделал разговор несерьезным.

– Где Колов?

Пафнутьев, не торопясь, налил себе в стаканчик водки, поднял его, снова понюхал, протяжно, закрыв глаза, вдыхая хмельной дух хорошей водки полной грудью и прекрасно, негодник, зная, что все это не нравится Сысцову, выпил, замер на несколько секунд, закрыв глаза. Потом бросил в рот кусок белого мяса, потом еще один, уже с хреном, отломил и понюхал корочку черного хлеба, пожевал его... И только после этого поднял глаза на Сысцова, который, кажется, за это время впал в молчаливое бешенство.