— Ну так иди.
Вернувшись (побыла в ванной минут десять), задала вполне естественный вопрос:
— Вы, наверное, развелись, да?
— С кем развелся?
— С женой. У вас же была жена, да? У таких, как вы, обязательно должна быть жена и дети. Вы же не бешеная собака.
— Почему тебя это волнует? Ты что, собираешься здесь навеки поселиться?
— Нет, я скоро уйду. Только чуть-чуть посветлеет.
— Посветлеет часа через три.
— Ложитесь, Иван Алексеевич, я одна посижу. Не бойтесь, ничего не трону. Я вам так благодарна, честное слово.
Старая, вечная, как мир, сказочка: пустил зайчик в дом лису.
— Совсем необязательно сидеть до утра.
— Вы, может быть, опасаетесь, что я заразная?
— В каком смысле?
— Ну, СПИД там и все такое.
— Почему я должен опасаться?
— Мужчины ко мне обычно тянутся, а вы будто отстраняетесь.
— Оставь, пожалуйста… — У меня появилось желание напиться. — Чудные люди, ей-Богу! — я развел руками, словно действительно удивился. — По твоим словам, тебя час назад чуть не грохнули. И вот, как ни в чем не бывало, ты закидываешь новую удочку. Ловишь очередного клиента. Это же противоестественно.
Опустила глаза и слегка покраснела. Или показалось?
— Зачем вы так, Иван Алексеевич? Понятно, вы не можете думать обо мне хорошо, но поверьте, я не шлюха.
— А кто же ты?
— Обыкновенная девушка. Живу, как умею. Как все живут. Пусть немного запуталась, заигралась, но что же теперь делать? Посоветуйте, вы взрослый мужчина. Я же не хочу умирать.
Слушать ее было так странно, как если бы я вышел на контакт с иной цивилизацией.
— Они впрямь могут тебя убить?
— А то вы не знаете, как это бывает.
— Но за что?
— За то, что видела и убежала. Этого достаточно. Я тоже вам удивляюсь, Иван Алексеевич.
— ?
— Вы точно как мои папочка с мамочкой. Они так и не повзрослели. Так и остались в прошлом веке.
— Кто они у тебя?
Взглянула лукаво.
— Хотите, верьте, хотите, нет, папочка — писатель. А мамочка — врач. Верите?
— Почему же нет? У меня у самого отец был академиком. Ничего особенного. И какие же книги пишет твой папочка?
— Раньше писал. Может, вы читали. Толстые романы. Они широко издавались. По одному сделан фильм. Скукотища, конечно. Теперь это никому не нужно. Папочка сам понимает.
— Чем же он занимается?
— Тем же, чем и все. Торгует, челночит. Привозит товар из Турции, а мамочка продает на оптовом рынке. Иногда я им помогаю. Ничего, не бедствуем.
Я одобрительно покивал, отпил остывшего чаю, закурил новую сигарету. Ее тихий голос с грудными манипуляциями, загадочное мерцание темных глаз, очарование показного смирения все глубже овладевали сознанием. Гипноз обманчиво податливого женского естества — неужто это не сон? Худенькие руки, высокая грудь под тоненьким шерстяным свитерком. Зачем она сюда пожаловала?
— Как же ты, дочка писателя, угодила в такую компанию?
— Иван Алексеевич! Какая компания? Где вы видели другую? Все одинаковые. Никому ничего не нужно. Травка, секс, бабки — вот и все.
— Значит, и ты такая же?
Выдержала прокурорский взгляд. Улыбнулась, как старшая младшему.
— Я их всех презираю. Не хочу больше с ними быть.
Значит, хана. Допрыгался кузнечик.
Я извинился и пошел в ванную. Умылся, поглядел на себя в зеркало. В свои годы я выглядел еще ничего себе. Кожа чистая, взгляд осмысленный. Ни жирный, ни худой. Волосы сохранились отчасти. К чему это я?
Оля прищемила мое сердце. Неизвестно, как это происходит, а когда случается, поздно гадать. Допустим, все, что она говорит, полное вранье. Что это меняет? Я не рыцарь, конечно, но и подонком доживать век неохота. Теперь ее не выгонишь из дома, как кошку. Она не кошка и не бешеная собака. Но проблема даже не в этом.
Своим ночным визитом девушка разрушила броню моего так долго, счастливо лелеемого одиночества. Как с этим сообразоваться?
Из ванной отправился в спальню, в штанах и в рубашке прилег на кровать. Спать не хотелось. Славная выдалась ночка, тревожная и полная надежд. Оля права, когда-то у меня была жена, Нелли Петровна, Лялечка. Кроме того, у меня два сына — Витюша и Федор, восемнадцати и четырнадцати лет. Оба балбесы, характером в мать. Дурашливые, ни к чему не приспособленные. Покажи палец — со смеху помрут. Что тот, что другой. Это вторая моя вечная укоризна. Первая — покойные родители. Родителей не уберег от смерти, сыновей вряд ли спасу от жизни. У них умишко один на двоих, а если считать вместе с Лялькой, то на троих. Старшего определили в колледж, где он учится на менеджера. Это что такое — менеджер? Может быть, это плотник, или ученый, или врач? Не знаю, кто такой менеджер. А Витюша хохочет день и ночь — он будет менеджером. С Феденькой еще хуже. В четырнадцать лет он решил, что займется теннисом, как Кафельников. Теннис так теннис, ничего худого, большинство его одноклассников мечтает стать киллерами, но беда в том, что у Феденьки нет способностей не только к спорту (долговязый, сутуловатый, с заторможенной реакцией), но и ни к чему другому. Вдобавок он поразительно ленив и по-настоящему оживляется лишь за столом. Слава Богу, на аппетит не жалуется. Но — теннисист. Каждый день ходит на тренировки. Весь в ракетках и адидасах. Скорее всего дрыхнет там где-нибудь на матах, переваривая котлеты, не знаю. Их обоих, и теннисиста и менеджера, скоро, похоже, засосет в такую трясину, откуда за уши не вытащишь.
Читать дальше