Анатолий Афанасьев - Против всех

Суриков, краешком глаза заглянувший в Чечню, успевший повидать кое-чего погорячее, чем забивание камнями, не сочувствовал методам Алихман-бека, но помалкивал. Его дело сторона. Ему как раз ничего не нужно: ни власти, ни почета — плати по таксе, вот и все. И тут ему не на что жаловаться, деньги у него теперь по федулинским меркам водились бешеные…

Утром его вызвал Гарик Махмудов, один из советников босса, угостил чачей, порасспрашивал о том о сем: как здоровье папы с мамой, какую телку увел вчера из кегельбана? Будто он, Гарик, слышал, что залетную, под два метра, горбатую и без зубов. Посмеялись оба. Чачу нельзя было не пить — неуважение, хотя она больше напоминала зубной эликсир, чем водку. Потом Гарик процедил сквозь зубы:

— Просьба есть, Андрюха. Сядешь в камеру, приколешь одного старика. Прямо сейчас. С ментами улажено. Штука, считай, в кармане.

Суриков поморщился.

— Что за старик?

Гарик объяснил: плесень. Давно путается под ногами, но никак не удавалось засечь. А тут сам подставился: в «Бродвейской гвоздике» Витюху Жигалина замочил.

— Ата, — сказал Суриков. — Витюху? Так он сам вечно на всех нарывался.

— Точно, — засмеялся Махудов. — Настырный был пес, но преданный. Бек осерчал. Сказал: тенденция. Никого нельзя убивать без его разрешения. Понимаешь?

— Понимаю. Почему такая спешка?

— Старика вечером его баба под залог возьмет. На улице хуже ловить. У него нор много. В камере удобно. Сделаешь?

— Сделаю, — согласился Суриков. — За две штуки.

— Штука — цена обычная.

— На воле — да. В милиции, как-никак, — засветка. Две — это нормально.

Махмудов подумал немного.

— Хорошо, пусть две. Папа тебя любит. Он прибавит. Не забудь ухи принести…

Напоминание об ушах должно было насторожить Сурикова, но не насторожило. Чем-то он другим был занят в тот момент, может быть, думал о вчерашней Анжеле, которая за вечер выставила его на двести монет, а компенсировала, если трезво прикинуть, от силы полтинник… Напоминание об ушах было красноречивым: известно, что Алихман-бек нанизывает их на нитку и сушит, как грибы, а после развешивает по дому, отгоняет злых духов. Таких ниток с сушеным ушами у него много, но в коллекцию попадают не все подряд уши, а только те, которые принадлежат достойным врагам. Вопрос: может ли быть достойным врагом Алихману некий заполошный рыночный старичок, кокнувший в пьяной драке Витюню Жигалина?.. Не задумался, не насторожился…

Суриков повторил фокус с бутылкой: запрокинул голову и направил толстую струю в пасть, укоризненно глядя на Мышкина поверх донышка, но допить не успел. Старый пенек с бельмом, уже вроде приготовленный на заклание, хотя пока с ушами, неуловимо махнул пятерней и вбил бутылку ему в глотку. Она вошла глубоко, как энтероскоп при обследовании, показалось, впритык к желудку, и обезоружила, ослепила Сурикова, опрокинула его на спину. Но и в таком ужасном положении он не сдался, заворочался, взбунтовался океаном тренированных мышц… Борьба длилась недолго. Мышкин придавил пальцем его сонную артерию и отключил сознание.

Когда Суриков прочухался, то обнаружил себя связанным по рукам и ногам и увидел сержанта, который только что вошел в камеру.

— Что за шум? — притворно грозно рявкнул милиционер. — Чего не поделили?

— Дерется, — Мышкин протянул сержанту заточку с изящной пластиковой ручкой и узким лезвием чуть ли не в полметра длиной. — Хотел нас с дедушкой на штык насадить. И все из-за водки. Может, алкоголик? Хотя по виду не скажешь.

Генка-приватизатор жалобно хныкал в углу, бормоча:

— Правду не убьешь, она на небесах обретается.

— Ты чего удумал? — еще более грозно обратился сержант к поверженному бойцу. — Ты где находишься, соображаешь?

Суриков хотел ответить, но изо рта вместо слов потекло какое-то розовое крошево.

— Крепко вы его, — тоном ниже оценил сержант.

— Это не я, — открестился дед Мавродий. — На мне, кроме велосипеда, грехов нету.

— В медсанчасть хорошо бы, — посоветовал Мышкин. — Он ведь, когда бутылку вырвал, похоже, от жадности горлышко откусил. Как бы не повредил себе чего-нибудь. Хоть и алкаш, помочь надо.

Сержант развернулся на каблуках и покинул камеру. Но вскоре вернулся с помощником. Вдвоем они подняли Сурикова и поволокли из камеры. Когда поднимали, он попытался достать Мышкина связанными в узел руками, причем рванулся так сильно, что повалил на себя обоих милиционеров, за что получил от них по пинку.

— Ая-яй, — посетовал Мышкин. — Похоже, до горячки малый допился. Вот она, водка, что с людями делает.