Вячеслав Жуков - «Ореховские» шутить не любят

В открытом правом глазу застыл невыносимый ужас. Даже сейчас, когда она умерла, этот ужас как что-то отдельное, не связанное с мертвым телом, продолжал жить, действуя на психику. Смотреть в правый глаз было неприятно.

«Нет, не сама, – мысленно расставлял все по местам капитан. – У тех, кто выбирает добровольный уход из жизни, страха в глазах не заметишь».

– Ты не ответил. Кто нашел труп? – повторил Ивлев свой вопрос.

Квасов стоял, задумавшись. Первый вопрос капитана Ивлева дошел до его сознания далеким эхом. И потому старший лейтенант не ответил. Второй вопрос, заданный уже несколько повышенным тоном, как будто заставил Квасова очнуться.

– Обнаружил экипаж патрульной машины. Вон той. А позвонил какой-то мужчина. Сообщил, что видел, как она падала. Но личность звонившего установить вряд ли удастся. Захотел остаться неизвестным, – с явным сожалением сказал старший лейтенант.

– Ну да, лишние вызовы в милицию ни к чему, – проговорил Ивлев. Ничего другого он и не ждал. Во всех аналогичных случаях – то же самое. Люди не против позвонить в милицию, но называть фамилии и адреса не хотят. С одной стороны, их отпугивает та формалистика, с которой ведут дела оперативники, а с другой – жестокая расплата за свидетельские показания.

«Скорей всего тут либо то, либо другое. Спасибо, что этот чуткий человек хоть вообще догадался сразу же позвонить. А то пришлось бы ей лежать тут до утра, пока дворник бы не наткнулся на бездыханное тело», – думал Ивлев.

Кое-кто из жителей этого дома, где жила банкирша, и соседних домов не поленился выйти на улицу и уже начал обсуждать случившееся.

– Сначала мужа убили, а теперь вот и жену, – настойчиво ныл женский голос. – Плохо милиция работает. За что только им деньги платят, – не унималась всезнающая старушка в халате поверх ночной рубашки. В спешке она даже перепутала тапочки. Но уж очень хотелось высказать укоризну. Ведь где-то просто так на улице вроде нет оснований, а тут подходящий случай. Есть на кого излить раздражение.

– А может, сама. От горя чего не сделаешь. Он ведь ее так любил! Всегда ухаживал, – комментировал событие старичок романтического вида.

К остальным голосам Ивлев не прислушивался, потому что не видел пользы от этой пустой болтовни.

– Лейтенант, – позвал Ивлев старшего патрульной машины. – По возможности опросите как можно больше народу. Может, кто чего видел, – и обратившись к Квасову, сказал: – Пойдем в квартиру. Там работают?

– Там следователь составляет протокол осмотра места происшествия. Здесь уже все описал. Теперь описывает там. Эксперт там еще пока не был, – сказал Квасов.

– Ладно. Пойдем посмотрим.

Они поднялись в лифте.

Ивлев глянул на металлическую дверь квартиры, на оба замка, спросил у Квасова:

– Кто первым входил в квартиру?

– Мы.

Во взгляде капитана лейтенант Квасов увидел раздражение. Такой ответ Ивлева не устраивал, и Квасов тут же это понял, объяснил уже подробнее:

– Я, следователь Фролов и инспектор уголовного розыска Коновалов. Соседка была взята понятой.

– А дверь вы чем открывали? – указал капитан на один из замков с внушительной задвижкой. Оба замка были кустарного изготовления, подобрать ключи к ним невозможно. И оба не взломаны.

«Значит, Бондырь сама открыла преступнику дверь. Интересно. Получается, что она знала убийцу. Эх, Бондырь, Бондырь! Зачем же было врать? Сказала бы правду и не лежала бы сейчас мертвой».

– Когда мы входили, дверь была не заперта. В квартире все перевернуто. Глянешь – удивишься, – сказал Квасов и вошел первым в просторную прихожую. – Мне бы такой дворец, – позавидовал он.

Но капитан Ивлев не удивился. Хотя зрелище и в самом деле было впечатляющим.

Диваны, кресла оказались вспоротыми и выпотрошенными. Ящики из шкафов вместе со всем содержимым валялись на полу. Это сразу натолкнуло капитана Ивлева на мысль, что кто-то произвел тщательный обыск.

Увидев интерес со стороны капитана к такому безобразию, Квасов поспешил заверить:

– Это до нас кто-то тут порядок навел.

– Я не сомневаюсь. Если б мы с тобой были чуточку порасторопней, то, может, убийца уже находился бы в камере. И женщина была бы жива, – сказал Ивлев, имея в виду не выставленное Квасовым наблюдение. Просто не хотелось слишком уж обижать лейтенанта, поэтому и обобщил, говоря «мы».

По всем комнатам были разбросаны кучи одежды и белья. Даже книги в старинных переплетах, бережно хранившиеся банкиром, валялись на ковре большой грудой, с раскрытыми обложками.