Вячеслав Жуков - Остановись, мгновенье, ты ужасно

А дальше произошло то, чего уж Грек никак не ожидал. Мамедов велел толстяку Сокольскому прикрутить Грека к спинке стула. И тот проделал это с таким усердием, что капитану стало тошно.

– Рот заклей ему, – приказал Мамедов Сокольскому, и тот, зубами оторвав от катушки полоску скотча, приклеил ее Греку на рот.

Потом то же самое Мамедов проделал с самим Сокольским, усадив его на стул, напротив Грека.

Со стороны, наверное, это смотрелось смешно. Сидят два придурка на стульях, друг против друга, как влюбленная парочка. Но самим Греку с Сокольским было не до смеха, особенно когда Мамедов достал из кейса три гранаты, скрутил их скотчем и положил Греку между ног, на то самое место, о котором сам Грек всегда отзывался с достоинством.

Сокольский наблюдал за всем этим с замеревшим сердцем, ожидая, что подобное ожидает и его. Но на толстяка у террориста не осталось гранат. Хотя сомневаться не стоило, что если случится взрыв, ему не удастся уцелеть. Ведь они сидели друг от друга на расстоянии в полтора метра.

– Это будет сюрприз для вашего майора Туманова, – проговорил Мамедов, смеясь. – Сейчас я привяжу веревочку к гранатам и к двери. Испытанный способ. Не раз проверенный мною, – с этими словами он достал из кейса тонкий, но необычайно крепкий капроновый шнур, отрезал от него большой конец. – Тот, кто первый откроет дверь и войдет сюда, увидит оторванные яйца этого усача, – похлопал он Грека по спине. Грек промычал в ответ что-то невнятное.

Подойдя к двери, Мамедов привязал конец шнура к дверной ручке.

– С удовольствием прикончил бы вас сам, но хочу дать вам шанс почувствовать ожидание смерти. Чтобы вы почувствовали, на чем держится жизнь. Для вас она держится на конце этого шнура, – потрогал Мамедов шнур рукой, проверив его натяжку. – Достаточно потянуть за него и ваша жизнь прервется. Видите, как все просто в этом мире.

Греку хотелось сказать Мамедову, что он псих, но склеенный скотчем рот, не позволил сделать этого. И капитан всего лишь промычал нечленораздельную фразу.

Сокольский сидел с белым, точно обескровленным лицом, боясь пошевелиться. Ему казалось, если он начнет ерзать на стуле, произойдет колебание пола, что неминуемо приведет к преждевременному взрыву. Вытаращенными глазами он смотрел то на гранаты, комфортно расположенные у Грека между ног, то на дверь, к ручке которой был привязан конец шнура, и мысленно молился о том, чтобы эту дверь никто не открыл.

Взяв свой кейс, Мамедов залез на подоконник, открыл раму. Перед тем, как выпрыгнуть в окно, он обернулся к связанным милиционерам:

– Думаю, скучать вам тут долго не придется, – проговорил он, улыбнувшись ментам на прощанье, и выпрыгнул.

Грек не мог сказать точно, сколько прошло времени с того момента, как они вошли в квартиру. Сейчас его беспокоило другое. Вдруг соседке, которая дала им ключ от квартиры, вздумается приковылять сюда. Пять метров по коридору, не такое уж непреодолимое расстояние, даже для человека с парализованными ногами. Она откроет дверь, и тогда… При мысли, что произойдет дальше, Сан Саныча Грека бросало в дрожь. Хотя и дрожать в его положение, было не безопасно. Гранаты могли соскочить на пол. Тогда и за шнурок дергать не придется. Это произойдет само собой.

Но с соседкой, кажется, еще Бог миловал, а вот ее кошка. Еще там, в коридоре, когда он разговаривал с женщиной, из ее квартиры выскочила здоровенная пушистая кошка. Да лучше бы она не выбегала.

Теперь, нагулявшись, эта кошара запрыгнула на подоконник. Видно, Зинуля добрая душа, прикармливала ее. И судя по всему, эта пушистая зверюга не единожды бывала здесь. Ее даже не смутило, что вместо Зинули в квартире находятся два посторонних человека.

Посмотрев сначала на Сокольского, а потом на усатого Грека, кошка спрыгнула с подоконника на пол и, подбежав к ногам Грека, замурлыкала и стала тереться об них боком.

С каким бы удовольствием Сан Саныч отвесил бы пендаля противной животине. Возненавидел их с того дня, как соседский котяра стал оставлять свои пометки на двери его квартиры. Теперь эта дрянь прибежала, ласкается тут. Жаль, что Сан Саныч не может дотянуться до нее своим тупоносым ботинком. Уж он бы приласкал ее, как следует.

Видно сама кошка была на этот счет иного мнения, потому что решила запрыгнуть Греку на колени. Подняв свой пушистый хвост, она замурлыкала, мягко перебирая лапками по связке гранат, лежащих у Грека между ног.

Видя это, Сокольский перестал моргать, уставившись безумными глазами на кошку. Одно неосторожное движение ее лап, и случится непоправимое. Так думал он.