Наталья Александрова: Сестра моя — смерть

— Да-да-да! Ну это же действительно настоящая трагедия! Таки совсем ни гроша?

— Дачу, хибарку в Синявине, участок в шесть соток.., домик щитовой.., маленький. — При последних словах Ольга икнула.

— Ой, это и правда серьезно. Это таки даже хуже, чем ни гроша. А кому же он все оставил? Ведь он таки был небедный человек!

— Стерве малолетней! Лариске! Доченьке своей от первого, блин, брака!

— Да-а… Что я могу сказать? Значит, вам придется возвратить все шубы по прилагаемому списку… Одна шуба шиншилловая, длинная, две шубы — норковые, одна — темно-коричневая. Вторая — серебристая…

— Да подавись ты, старый жмот, своими шубами!

Ольга распахнула дверцы шкафов, открыла крышки чемоданов и начала злобно выбрасывать шубы на пол к ногам меховщика. Леопольд Моисеевич с неожиданной для его возраста прытью отскакивал, чтобы не попасть под горячую руку и одновременно молниеносно оглядывал летящие в него шубы:

— Так, норвежская лиса, длинная… Песец, длинная, одна, вот еще одна, хорошо…

— Ешь, жри свои шубы, паразит!

— Зря вы так, Олечка! Я совершенно не виноват в ваших неприятностях… Я даже подойду к вам по-дружески и не стану поднимать вопрос о возмещении товарного вида., все равно с вас нечего взять, как я понял.., не домик же щитовой в Синявино… Так.., это еще один песец, короткий…

В это время раздался телефонный звонок.

Ольга злобно схватила трубку и рявкнула в нее — Кто еще?

— Это Ольга Михайловна? — прозвучал в трубке ангельский девичий голосок. — Вы, кажется, чем-то расстроены?

— Это кто? — не поняла сразу Ольга.

— Это Лариса Шувалова. Я хотела спросить, что вы делаете в моей квартире и когда намереваетесь ее освободить?

— Ax, это ты, сука? У тебя совести хватает сюда звонить? Ты приди, приди, я тебе глазки голубые живо повыцарапываю!

— Нет, Ольга Михайловна, не повыцарапываете! Во-первых, я пришлю к вам судебного исполнителя, с ним и разбирайтесь. А во-вторых, мразь старая, я тебе сама что хочешь выцарапаю, я таких, как ты, на завтрак без соли ем! Я тебя голыми руками на клочки разорву! У меня и бритва всегда при себе — для самозащиты! Ты, сволочь древняя, еще меня сукой посмела назвать! Жила как королева на отцовы деньги, а сама от него бегала направо и налево, только к ленивому в постель не укладывалась! Все про тебя знаю! Поэтому отец все мне оставил, а ты, если есть захочешь, иди в проститутки, у тебя опыт есть… Хотя ты уже слишком стара, чтобы тебе за это платили, самой мужикам платить приходилось…

— Ты, маленькая дрянь, ты как смеешь… как смеешь…

— Еще как смею! Если я — маленькая дрянь, то ты — дрянь большая! Да если бы не ты, отец был бы жив!

— И ты бы не разбогатела, — прошипела Ольга, — Не прикидывайся, что очень расстроена его смертью…

— Ты, шалава подзаборная, выметайся из моей квартиры, если не хочешь, чтобы тебя с милицией выгнали! Чтобы к завтрашнему утру духу твоего в доме не было! — С этими словами Лариска, не дав Ольге вдохнуть и подготовить достойный ответ, швырнула трубку на рычаг.

Алла Борисовна открыла дверь на дикие звонки. Открыла, не беспокоясь, потому что видела из окна, как Ольга подъехала на такси Хоть она и не волновалась, но очень удивилась, почему на дочери не было траура, а было надето что-то совершенно неподходящее к случаю.

— Нехорошо, — сказала она Ольге вместо приветствия, — недавно только мужа похоронила, должна ходить в черном. Что люди скажут?

Ольга отмахнулась от нее, как от назойливой мухи, и с трудом втащила в прихожую два здоровенных чемодана.

— Что это? — изумилась мать, но Ольги уже и след простыл.

Через пять минут лифт привез наверх Ольгу с еще одной большой сумкой и с полиэтиленовым чехлом. Алла Борисовна догадалась, что там пальто или дубленка, и похолодела.

Если Ольга привезла зимнее летом, значит, она к матери надолго.

— Что случилось? — проговорила она, театрально прижав руки к сердцу и краем глаза смотря на себя в зеркало — все ли в порядке, «встревоженная мать пытается разделить с дочерью ее горе после потери мужа».

— Таксист, сволочь, ни за что не согласился сумки наверх занести! И цену заломил — ужас!

Алла Борисовна выкатила глаза и разинула рот — чтобы ее дочь побеспокоилась о деньгах!

— Ты скажешь наконец, что произошло? — закричала она в полный голос.

Ольга прошла в комнату, плюхнулась на диван и закурила сигарету.

— Можешь меня поздравить, — медленно сказала она, пуская дым колечками, — я нищая.