Наталья Александрова - Чемодан с видом на Карибы

— Это все, что у меня есть… — дрожащим голосом сообщил Валентин Марленович.

— А раз деньги давал, так и выпьем вместе, — миролюбиво закончил страшный человек. — У нас все по-честному!

Кулик облегченно перевел дух. Кажется, бить его пока не собирались.

Новые знакомые привели Валентина в теплый подвал, освещенный слабенькой лампочкой.

В подвале имелось несколько ящиков, заменявших столы и стулья, а также большой продранный в нескольких местах матрас. Обитатели подвала поставили на один из ящиков бутылку с подозрительной мутной жидкостью, и даже извлекли из своих закромов единственный граненый стакан. Стакан дали Кулику, как гостю. Ему плеснули содержимого бутыли, и один из хозяев, более разговорчивый, провозгласил тост:

— За знакомство!

Валентин Марленович влил в себя жидкость, и ему показалось, что его внутренности обожгло расплавленным свинцом.

«Это закономерно, — подумал он, — именно этим я и должен был кончить! Если я стал соучастником преступления, то в конце концов умру в грязном подвале, выпив какую-то отраву в компании грязных бомжей…»

Однако он не умер. Наоборот, выпитое зелье немного успокоило Кулика, и внушило новые, более жизнерадостные мысли.

«А чем, в конце концов, эти люди хуже меня? думал Валентин Марленович. — Ведь у них тоже есть душа, они тоже думают и страдают!»

Его раздумья прервал общительный бомж.

— Коли уж мы за знакомство выпили, так надо, ясное дело, познакомиться. Я вот, к примеру Гусь, а он — Ворона, а тебя как кличут?

— Кулик, — представился Валентин Марленович.

— Ну, это ж надо! — обрадовался Гусь, — как мы тут хорошо подобрались! Одни птицы! Гусь, Ворона да Кулик! За это непременно надо выпить!

Он снова плеснул Кулику изрядную порцию мутного пойла. Валентин попробовал было отказаться, заявив, что знает свою норму, и эта норма как раз исчерпалась, но неразговорчивый Ворона так сердито сверкнул на него маленькими острыми глазами, что Валентин преодолел естественную брезгливость и выпил вторую порцию подозрительного напитка. От этой порции его вдруг одолела удивительная жалость к самому себе. Валентин Марленович пригорюнился, подпер щеку кулаком и горестно проговорил:

— Все мои несчастья происходят от женщины…

— Это точно, — поддержал его словоохотливый Гусак, — от баб все как есть неприятности!

Исключительно от них! Вот я, думаешь, всегда в этом подвале гужевался? Нет, брат, шалишь!

Я раньше как барин в собственной квартире проживал! В теплой, брат, квартире с раздельным санузлом!

Сделав паузу, чтобы собеседник мог вполне оценить его былое могущество, Гусак продолжил:

— Жить бы и радоваться, так вот поди ж ты, сам себе устроил геморрой! Познакомился с женщиной. Приличная такая с виду женщина, посуду вместе сдавали. Она мою авоську стерегла, покамест я за пивом отходил. Ну, познакомились, я ее к себе пригласил, слово за слово, в общем, осталась она у меня жить. Все вроде чин-чинарем, утром пивка поднесет, днем иногда за хлебом сходит, если уж сильно приспичит. Зинкой звали.

Гусак перевел дыхание, отхлебнул еще немного из заветной бутыли и продолжил рассказ:

— Только раз пошел я за вином, возвращаюсь а у Зинки мужик сидит. Она говорит: познакомьтесь, Вова, — это меня раньше Вовой звали, познакомьтесь, это брат мой двоюродный из Вышнего Волочка. Ну, брат так брат, тем более, что у него с собой и выпить было. Несколько дней пожил у нас ее брат, не выгонять же родственника, ничего, кстати, мужик оказался, а потом я опять отлучился, за пивом на этот раз, прихожу — а у Зинки вроде как другой мужик сидит. Я спрашиваю — как же так? А Зинка отвечает: это, говорит, двоюродный мой брат. Дак ты что, — говорю, — тот же совсем другой был?

Так то, — отвечает, — был из Вышнего Волочка, а этот — совсем наоборот, из Торжка. Но тоже двоюродный. Ну, этот у нас тоже остался, не прогонять же родственника, а первый после опять все-таки вернулся, не доехал до своего Вышнего Волочка, ссадили его с поезда под Конотопом. Потом еще один появился, из Приднестровья. У них там вроде горячая точка, так вот его слишком припекло. Оказалось, очень у Зинки родни много. По всему, это, бывшему Союзу нерушимому. Немного как бы уже тесновато стало, хоть и раздельный санузел, а все же иногда в очереди стоять приходилось. Особенно когда тетка Зинкина приехала из Мариуполя со своими детьми и племянниками. Но что уж тут поделаешь — родня, она и есть родня. Только потом я как-то выпил что-то не то, или просто перебрал малость, просыпаюсь, а надо мной здоровый такой мужик стоит, с черной бородой, и сердито так говорит, чтобы я, значит, прекращал придуриваться и освобождал его жилплощадь…