Артуро Перес-Реверте - Королева Юга

Кольядо ринулся за ним, включил прожектор и стал преследовать катер всего лишь в метре над поверхностью воды.

– Ты принес снимок? – спросил его Оскар Лобато.

– Какой снимок? – насторожился я.

Лобато не ответил – он насмешливо смотрел на Кольядо. Летчик вертел в пальцах стакан с прохладительным, как будто все еще не мог решиться.

– В конце концов, – настаивал Лобато, – прошло почти десять лет.

Кольядо поколебался еще мгновение, потом выложил на столик коричневый конверт.

– Иногда, – принялся объяснять он, – мы во время преследования фотографируем людей на катерах, чтобы потом опознать их… Это не для полиции, не для прессы, а для наших архивов. Дело довольно трудное: прожектор пляшет, катер подпрыгивает – ну и так далее. Бывает, снимки получаются, бывает – нет.

– Этот получился, – усмехнулся Лобато. – Давай, показывай.

Кольядо вынул фотографию из конверта, положил на стол, и при взгляде на нее у меня пересохло во рту.

Черно-белая, размером 18х24, и качество не идеальное: слишком крупное зерно и изображение слегка не в фокусе. Но все происходящее запечатлелось достаточно четко, особенно если учесть, что снимок был сделан с вертолета, летевшего со скоростью пятьдесят узлов в метре над водой, в туче пены, взметаемой катером на полном ходу. На переднем плане один из полозьев вертолета, вокруг темнота, белые брызги, в которых дробится свет фотовспышки. Среди всего этого можно разглядеть среднюю часть «Фантома» с правого борта, а на ней – смуглого мужчину, склонившегося над штурвалом; его мокрое лицо обращено вперед, к темноте перед носом катера. За спиной у мужчины, положив руки ему на плечи, словно для того, чтобы передавать ему движения преследующего их вертолета, стоит на коленях молодая женщина в темной непромокаемой куртке, по которой стекают струи воды; мокрые волосы стянуты «хвостом» на затылке, широко раскрытые глаза с бликами отраженного света, твердо сжатый рот. Фотоаппарат запечатлел ее в тот момент, когда она полуобернулась – назад и немного вверх, – чтобы взглянуть на вертолет: от близости света лицо кажется бледным, черты сведены гримасой из-за неожиданности вспышки. Тереса Мендоса в двадцать четыре года.

Все не заладилось с самого начала. Сначала, как только они миновали сеутский маяк, сгустился туман. Потом опоздал сейнер, которого они поджидали в открытом море, в темноте, где не было никаких ориентиров, а на экране «Фуруно» – полно сигналов от торговых судов и паромов, проходивших иногда угрожающе близко.

Сантьяго беспокоился, и хотя Тереса видела только его черный силуэт, она замечала его волнение по тому, как он двигался туда-сюда по «Фантому», проверяя, все ли в порядке. Туман укрывал их достаточно плотно, и она осмелилась закурить, присев, прячась под приборным щитком, прикрыв ладонью пламя зажигалки и огонек сигареты. Потом выкурила еще три. И вот наконец «Хулио Верду», длинная тень, на которой призраками шевелились черные тени, материализовался в темноте – в тот самый момент, когда налетевший с запада ветер начал рвать туман в клочья. С грузом тоже оказалось что-то не так: пока им передавали с сейнера двадцать упаковок, а Тереса укладывала их вдоль бортов, Сантьяго удивился: они были крупнее, чем предполагалось.

Весят столько же, а размеры больше, заметил он. А это значит, что там, внутри – «шоколад», то есть товар более низкого качества, а не гашишное масло высокой степени очистки, более концентрированное и более дорогое. А между тем Каньябота в Тарифе говорил именно о масле.

Потом, до самого берега, все было нормально. Они шли с опозданием, так что в проливе было полно судов; поэтому Сантьяго поднял триммер консоли головастика и направил «Фантом» на север. Тереса чувствовала, что он неспокоен: заметно по тому, как резко и торопливо он делал все, что должен был делать, будто именно этой ночью ему как никогда хотелось поскорее довести дело до конца. Все нормально, уклончиво ответил он, когда она спросила, все ли в порядке. Нормально. Он всегда был немногословен, но интуиция подсказывала Тересе, что на сей раз за его молчанием кроется больше тревоги, чем когда бы то ни было. Слева, на западе, уже обозначилась светлой полосой Ла-Линеа, когда два луча-близнеца – маяки Эстепоны и Марбельи – появились впереди, лучше видимые между скачками: свет Эстепоны мерцал левее – вспышка, потом две, каждые пятнадцать секунд. Тереса приникла лицом к резиновому конусу радара, стараясь прикинуть расстояние до суши, и вся напряглась от неожиданности: экран показывал сигнал от неподвижного объекта в миле к востоку. Взяв бинокль, она вгляделась туда и, не увидев ни красных, ни зеленых огней, подумала: не дай Бог это мавр с погашенными огнями затаился в темноте и подкарауливает нас. Однако на второй и третьей развертке сигнала уже не оказалось, и она немного успокоилась. Может, гребень волны, подумала она, или другой катер, выжидающий удобного момента, чтобы подойти к берегу.