Эдуард Кондратов - Без права на покой [Рассказы о милиции]

— Порядок! — мрачно изрек Бутурлин, не отрывая глаз от летного поля.

Сообщение и впрямь сильно подбодрило Орбелиани.

— Что ж мы тогда стоим? — засуетился он. — Пошли?

— Куда? — вдруг резко повернулся к нему Бутурлин.

— То есть, как куда? На посадку.

— Да? — скривил губы Бутурлин. — Вы что, ослепли?

Георгий Георгиевич .растерянно оглянулся. Действи­тельно, пассажиры толпой сгрудились около запертых дверей выхода на летное поле и, судя по недовольному гулу, выражали крайнее нетерпение. Гнедых взглянул на часы. Через десять минут самолет уже должен быть в воздухе, а...

Бутурлин понял тревогу шефа.

— То-то и оно! — заметил он. — А между тем, посадку еще даже не объявляли! И вообще...

— Что вообще? — неожиданно вскипел Орбелиани. — Что вы все каркаете, Петр Степанович! Может, не­исправность в самолете какая, может, заправить не сумели вовремя... Мало ли что бывает. А вы сразу панику разводить!

— Сами вы поменьше паникуйте, князь! — посовето­вал Гнедых. — А это что такое, Петр Степанович? — он кивнул на милиционеров, выстроившихся вдоль ограды. — Это что, обычно?

— А пес его знает! — выругался Бутурлин, — я уж сам гляжу... может, прилетает кто... какой-нибудь принц заморский... И задержка из-за того же...

Гнедых молча пожал плечами. Объяснение показалось ему убедительным, хотя полностью тревоги не сняло.

— Передай: держаться всем поближе, — шепнул он Косте Строкатову. И почему-то испытал облегчение, когда увидел, что к нему придвинулись «мальчики» из ки­ногруппы и аккордеонист Дмитров.

...Некоторую неуверенность испытывали и сотрудники милиции, получившие приказ Хлебникова «не допускать посадки в самолет кинорежиссера Гнедых и заведующего ателье Орбелиани». Конечно, они слышали сообщение по рации и тотчас «засекли» пассажиров такси 27— 17, но, во- первых, те так стремительно покинули машину и, пройдя через вокзал, очутились у входа на летное поле, что милиционеры просто не успели перехватить их по дороге. Во-вторых, Гнедых и Орбелиани сразу окружили какие-то люди, и было не совсем ясно, что же делать с ними: арестовывать или нет. Во всяком случае, краткий, торопливый приказ об этом ничего не говорил. Поэтому дежурный решил выполнять приказ в самом его букваль­ном смысле: не допускать в самолет всю эту компанию, а там пусть разбирается опергруппа, которая должна прибыть с минуты на минуту. Он же остановил и готовых действовать двух примчавшихся на мотоцикле «гаишни­ков», и тем пришлось удовлетвориться задержанием остолбеневшего от изумления шофера Сенечки, который еще не уехал, рассчитывая прихватить обратного пассажирчика.

Но сказать «не допустить посадки» гораздо легче, чем сделать. Как не допустить? На каком основании? Чем это мотивировать? Над этими вопросами ломал себе голову дежурный. «Слава богу, хоть рейс задержался, может, успеет опергруппа!» — думал он, в надежде поглядывая на дорогу. Разумеется, он догадывался, что задержка рейса тоже связана с полученным приказом, но когда увидел вынырнувшие из-за поворота две желто-синие машины, почувствовал, как с души свалился камень.

Опытный Хмелевский с первого взгляда оценил поло­жение. Преступники, встревоженные присутствием мили­ции, инстинктивно сбились в тесную группу, стоящую не­сколько поодаль от основной массы пассажиров. Этот ин­тервал надо было использовать и действовать немедля. По приказу Хмелевского пятерка ребят, изображая запоз­давших пассажиров, отрезала группу Гнедых от толпы, и оперативники приступили непосредственно к операции.

— Осторожней, Саша! — на ходу предостерегал Анто­нова майор Хмелевский. — Не забывай, что у них, сам как его, есть оружие.

...Гнедых так заворожили стоявшие вдоль ограды молчаливые парни в милицейской форме и так ему хотелось верить в догадку Бутурлина о встрече «заморско­го принца», что он в глубине души уже в нее поверил. Поэтому появление майора Хмелевского, вышедшего из-за его спины и тихо, почти шепотом приказавшего : «Спокой­но, гражданин Гнедых! Вы арестованы», — он сначала даже не принял как реальность. И только ощутив, как в живот ему уперся ствол пистолета, он пришел в себя и неохотно поднял руки.

Орбелиани, напротив, воспринял возникшую перед ним фигуру Саши Антонова как совершеннейшую реальность. Он даже попытался изобразить дружескую улыбку и почему-то поздоровался:

— Здравствуйте, Саша!

— Привет! — удивленно буркнул Антонов. — Ну-ка, руки! — Он мгновенно защелкнул на запястьях Орбелиа­ни наручники.