Виктория Платова - Корабль призраков

Сунув горсть леденцов в рот, я еще некоторое время полежала с закрытыми глазами. Даю ей еще пятнадцать, нет, десять минут… Если Карпик не появится, а она не появится после инцидента в кают-компании, отправлюсь к себе и решу, где и когда выманить у боцмана универсальный ключ. Предложенный Карпиком шмон по каютам мало вдохновлял меня. Другое дело – каюта покойного-старпома. Тогда, на палубе, он сказал, что все эти годы собирал сведения о преступлениях (или преступлении), совершенных его спутником. Возможно, кое-какая информация может оказаться и там. Особо рассчитывать на это не приходится: наверняка его вещи будут упакованы и отправлены тем же вертолетом, что и тело. Но все же, все же…

От леденцов рот наполнился слюной, и страшно захотелось пить. Чувствуя себя преступницей, отнимающей у страдальцев их неприкосновенный запас, я вскрыла флягу с водой и сделала несколько крупных глотков. Вода была совершенно безвкусной. А Карпик все не шла и не шла. И, чтобы хоть чем-то занять себя, я вытащила из рундучка папку, сняла с нее целлофан и развязала тесемки. Это не был устав ВМФ или инструкция. Папка была плотно набита какими-то газетными вырезками. Среди них встречались тетрадные листы с обтрепавшимися от времени краями. Листы были исписаны мелким решительным почерком. И даже один протокол осмотра места происшествия. И школьная тетрадь в плотной обложке, заполненная лишь до половины, – опять же все тем же почерком. Но главными были все-таки вырезки: журнальные и газетные статьи, заметки, иногда совсем крошечные, в пять-шесть строк. Я углубилась в первую из них, потом во вторую… И только теперь почувствовала, как бешено колотится сердце.

Эта папка принадлежала Василию Митько, старшему помощнику капитана “Эскалибура”.

Я поняла это по третьей публикации – большой статье на второй странице какой-то газеты, пожелтевшей от времени. На ее обратной стороне красовалась выцветшая карандашная запись: “Митько, ком. 68”. Очевидно, старпом выписывал газеты на адрес общежития.

Одного взгляда на любую из статей было достаточно, чтобы понять, что речь идет о каких-то криминальных новостях, о расследовании преступлений. Некоторые из них были пронумерованы. Тогда, на палубе, Митько не солгал: он действительно пристально следил за чем-то и собирал материалы. Первая из статей начиналась так: “В Ленинграде продолжается расследование ряда беспрецедентных по своей жестокости и бессмысленности убийств…”

Дрожащими руками я закрыла папку и сунула ее себе под доху: читать ее здесь, под хлопающим на ветру брезентом, было бессмысленно. Нужно вернуться в каюту и обстоятельно заняться содержимым папки. Но почему Митько спрятал ее здесь, почему он не захотел хранить ее в каюте? “Я тоже подстрахуюсь”, вспомнила я его слова. Должно быть, он прекрасно отдавал себе отчет, с кем имеет дело, из нескольких его реплик я поняла, что он имел какое-то отношение к органам. Кстати, как он вообще оказался здесь, на Дальнем Востоке, да еще в должности старшего помощника, так далекой от его первой профессии?.. Этого скорее всего я никогда не узнаю. Но, в любом случае, он решил спрятать весь свой газетно-журнальный компромат от греха подальше. Никому и в голову не придет искать что-то в спасательной шлюпке…

– Привет! – Карпик просунула голову под брезент и поздоровалась так громко, что я вздрогнула. – Прости меня, я не могла прийти раньше…

– Ничего, ничего, – рассеянно ответила я.

– Папочка устроил мне Варфоломеевскую ночь.

– Могу себе представить.

– Он отпустил меня только на тридцать минут и дал свои часы. Сказал, чтобы я следила за ними. И он со своей стороны проследит…

– Хорошо, – машинально сказала я.

– Что – “хорошо”? – надулась Карпик. – Ты совсем меня не слушаешь… Занята своими мыслями.

– Хорошо, что он тебя отпустил. Давай уйдем отсюда.

– Почему? Здесь здорово.

– Я очень долго тебя ждала. И замерзла.

– Все равно, давай посидим… Хочешь, я сбегаю за одеялами?

– Нет, не нужно.

– Ну, пожалуйста… Я ведь улетаю. Мы никогда не увидимся. – Все-таки Карпик виртуозно владела запрещенными приемами, нужно отдать ей должное.

– Почему же не увидимся? Когда-нибудь увидимся. Оставишь мне свой телефон, и я тебе позвоню, когда вернусь в Москву, – мне не хотелось разговаривать с Карпиком; папка, лежащая под дохой, прожигала мне внутренности. Скорее бы добраться до каюты…

– Нет, – сказала Карпик, – ты не позвонишь.