Виктория Платова - Куколка для монстра

Водка сделала свое дело: я погрузилась в легкий необязательный сон и проснулась в совершенно остывшей воде. Оцепенение, владевшее мной несколько последних часов, отпустило. В конце концов, не я же виновата в смерти Насти. Мне хватает своих собственных смертей… Лениво рассуждая об этом, я свесилась на край и притянула к себе один из многочисленных безмозглых дамских журнальчиков, валявшихся на полу. Такие журнальчики, названные неприхотливыми женскими именами, я скупала пачками исключительно из-за скандинавских кроссвордов (чертов Виталик заразил меня этой болезнью еще на даче, где мы сидели под домашним арестом вместе с покойным Фигаро). Но три кроссворда оказались почти разгаданными, и, вписав в клеточки только два слова – «фронда» и «горельеф», я рассеянно углубилась в забрызганную водой светскую хронику.

И почти сразу же наткнулась на имя Ильи Авраменко. Господина Авраменко, как было сказано в газете. На неважно состряпанной фотографии господин Авраменко, владелец казино «Монте-Кассино», передавал ключи от новехонького джипа счастливому клиенту, победителю какого-то долгоиграющего казиношного мероприятия. Он выглядел точно таким же, каким покинул меня в той злополучной квартире, оставив на попечение похотливого телохранителя Витька. Как только я увидела его лоснящуюся рожу и очки в тонкой золотой оправе, у меня сразу же засаднил подбородок: он не хотел забывать пушечные удары телохранителя. И вся история моей прошлой жизни, рассказанная разными людьми, всплыла передо мной так отчетливо, как будто бы это случилось вчера.

Лапицкий не сдержал обещания, сукин сын. Не сдержал, хотя и обещал мне уладить все дела с теми, кто потенциально может угрожать мне. Я посмотрела дату выхода журнала: почти недельной давности, а Илья жив, здоров и, судя по не очень хорошей полиграфии журнала, процветает.

Он наверняка не отказался от попыток найти меня, от попыток найти документы из сейфа Юлика Дамскера. Документы, о которых я и думать забыла и похищением которых подписала себе смертный приговор. А ведь этот смертный приговор никто не отменял. И даже Лапицкий не сможет тебя защитить. Я бесцельно листала журнал, снова и снова возвращаясь к фотографии Ильи, и уже жалела, что из глупой гордости отказалась принимать таблетки. Возможно, уже сейчас память вернулась бы ко мне, и я вполне могла бы стать обладательницей фантастического состояния. А если прибавить к этому незасеянное поле для шантажа, то картина и вовсе выглядит впечатляющей. Из всей книги амнезии, на которую время от времени я тупо натыкалась, самой неприятной, самой несправедливой казалась мне глава об утерянных документах Юлика Дамскера. Рискнуть жизнью, внешностью и относительным покоем и в результате все потерять, получив взамен только беспамятство, – от этого можно сойти с ума.

Но даже и не это волновало меня: Илья. Вездесущий очкарик Илья, который наверняка кое-что разнюхал о моей нынешней жизни, представлял для меня реальную угрозу. Вряд ли он успокоится и будет сидеть на пороховой бочке, ожидая, пока запал из этих документов рванет так, что разнесет его тщедушное тельце на куски. Мне не нравился Илья Авраменко. Мне очень сильно не нравился Илья: стоит только вспомнить, какому унижению и какому ужасу подверглось бедное растение, вынутое из тепличной земли клиники и перенесенное на суровую почву криминальной действительности. И к тому же оставалась не отомщенная, развалившаяся на куски голова Эрика Моргенштерна, и она тоже взывала к возмездию. Я так углубилась в свои мысли по поводу владельца казино «Монте-Кассино», что через полчаса случайно найденная в журнале фотография уже казалась мне перстом судьбы.

Ты должна разделаться со своим врагом, поразмять косточки перед грядущими испытаниями, это будет в твоем стиле. В стиле равнодушной мстительницы Анны Александровой. Никто не может задеть и унизить тебя и остаться безнаказанным. И за эту работу я заплачу тебе сама…

План созрел на следующий день, в ванной, стоило мне только включить контрастный душ; с водой ко мне приходило странное вдохновение – вдохновение сродни вдохновению поэта или писателя. Вдохновение, связанное с убийством. Я уберу этого типа, и поможет мне в этом пока не задействованный ни в одной моей комбинации (если не считать легкого шалашика ревности, построенного специально для Леща) спецназовец Андрей. А чертовому Костику не останется ничего другого, кроме как восхититься изяществом и красотой моего плана.