Виктория Платова - Куколка для монстра

Долго ждать не пришлось. На том конце взяли трубку, и мрачный мужской голос произнес:

– Да. Слушаю вас.

– Попросите, пожалуйста, к телефону Настю, – невинным голоском близкой подруги произнесла я.

Воцарилось долгое молчание. На секунду мне даже показалось, что связь прервалась.

– Алло! Настю, пожалуйста.

– Ее нет, – наконец ответили мне.

– Она в клинике, на дежурстве? – Мой голосок стал еще более невинным, ни дать ни взять наперсница по любовным игрищам и забавам.

– Она умерла, – резанул голос. Трубку бросили. Умерла, повторила я про себя. Как просто. Умерла. Может быть, я не туда попала, а на другом конце телефонного провода жила другая Настя Бондаренко, другая девушка с таким же именем, смерть которой не выглядела такой несправедливой. Не птичка на жердочке, а вульгарная девица, замеченная в связях с азербайджанскими торговцами зеленью и первыми грунтовыми огурцами? Совсем другая Настя Бондаренко, не такая милая, не такая трогательная в своем безнадежном желании помочь. Интересно, отчего она умерла, она не производила впечатления больного человека? Впрочем, это легко выяснить, тем более теперь, когда я знаю адрес клиники, в которой лежала. Вот только зачем тебе это нужно, Анна? Она умерла – это следствие, а кого могут волновать причины, когда ничего невозможно исправить.

Я сидела на скамейке в каком-то случайном дворе недалеко от дома капитана. Совсем рядом катались на сломанной карусели дети, а я мрачно курила «Житан» и размышляла.

Известие о смерти девушки, которую я даже и узнать-то толком не успела, вдруг отозвалось во мне неожиданной и почти неприличной болью. Что-то здесь не так, подсказывало мне чутье, взлелеянное первоклассным фокстерьером Костей Лапицким. К смерти всегда нужно относиться подозрительно, она не заслуживает доверия, тем более такая – телефонная, отрывочная, так толком ничего и не сказавшая о себе. Я вытащила из сумки духи, подаренные Лещом. Им не повезло так же, как и Михаилу Юрьевичу Меньших, бывшему охотнику, а ныне – объекту промысла. Они никогда не обретут хозяйки. Я меланхолично откупорила пробку и вылила содержимое флакона на грязный песок – прощайте, мечты о голубых лагунах и нежных спинках крабов на отмелях. И только теперь заметила, что какая-то девочка лет пяти в спущенных гольфах и развязанных бантах в косицах неотрывно смотрит на меня.

Вернее – на флакончик в моих руках, центр детской Вселенной, предмет вожделений, источник радостей и украшение кукольного уголка. Я улыбнулась ей самой настоящей улыбкой (так искренне я не улыбалась за последнее время никому). Она тоже ответила мне улыбкой, на секунду мелькнули маленькие, не очень хорошие молочные зубы.

– Возьми, – сказала я девочке и протянула ей пустой флакон.

Она робко подошла, но за стеклянную бутылочку ухватилась цепко. И сразу же поднесла ее к носу.

– Что нужно сказать тете? – все так же улыбаясь, спросила я.

Немного помявшись, девочка ответила тихим «спасибо» и убежала к горке, сверкая спущенными гольфиками и запачканным травой платьем. Я затушила сигарету, поднялась со скамейки и поехала в клинику.

…Мне повезло, – у самого входа в отделение нейрохирургии я наткнулась на Эллочку Геллер, любительницу серьезной литературы и ночных дежурств с заложенной страницей Бэл Кауфман. Сейчас классицистка Эллочка изменила себе: остановившись на ступеньках, она доедала сомнительного вида пирожок и дочитывала довольно пухлую книгу. На глянцевом переплете я прочла название: «Твин Пикс».

«Твин Пикс» – это уже кое-что, милая тема для разговора, если учесть, что и я в свое время, сходя с ума от безделья в квартире на Кропоткинской, прочла такую же книгу в таком же глянцевом переплете.

Я подошла к Эллочке и заглянула ей через плечо.

– Так какая же сука убила Лору Палмер? – заинтересованно спросила я.

Эллочка вздрогнула и подняла милую курчавую голо-, ву. Нет, она не узнала меня, она никогда не запоминала лица, только нумерацию книжных страниц и имена всех персонажей – от главных до эпизодических. Но даже если бы она была хорошей физиономисткой, она и тогда не узнала бы меня. Ничего общего у роскошной, ослепительной телки, какой я была сейчас, и амнезийного существа в больничном халате, какой я была тогда, не наблюдалось.

– Поговаривают, что отец, – в тон мне ответила она, с уважением относясь к моей осведомленности о несчастьях, постигших злосчастный американский городишко Твин Пикс.