Виктория Платова - Ритуал последней брачной ночи

До доклада Тео Лермитта оставалось еще полчаса, и я решила скоротать их в дамской комнате: уж слишком моя простецкая физиономия отличалась от отягощенных извилинами искусствоведческих черепов. Да еще дурацкие джинсы!.. Джинсы, в которых я ползала по дому Кодриных в Куккарево и совершала экскурсии на сельское кладбище. Сквозь дикий шиповник и наглую деревенскую траву.

В небесно-чистом клозете я оккупировала крайнюю кабинку, взгромоздилась на унитаз и уставилась на часы, которые выпросила у Рейно перед тем, как выйти на улицу. Часы он дал, но не преминул прочесть мне лекцию на тему: «Вам, русским, время уже ни к чему. Вы всюду безнадежно опоздали».

Стрелки ползли медленно, они цеплялись друг за друга, склеивались вместе и менялись ролями: секундная вдруг стала минутной. А минутная — часовой. На саму часовую, раздувшуюся от непомерных амбиций, мне было даже страшно смотреть.

«Слава богу, хоть назад не идут», — подумала я, и в то же мгновение раздался вкрадчивый стук в дверь.

Я едва не свалилась с унитаза.

— Варвара, я знаю, что ты здесь, — раздался знакомый требовательный голос.

— Монти! — воскликнула я и бросилась открывать. Монти просочилась в кабинку и пристроилась рядом со мной. Мы расцеловались, хотя загон для унитаза был не самым лучшим местом для проявления дружеских чувств.

— Как ты меня нашла? — спросила я.

— Я сто лет тебя знаю… Ты всегда чистишь перышки перед ответственными мероприятиями, — начала Монтесума и тотчас же прикусила язык, взглянув на мою затрапезную футболку.

— Монти! Посмотри на меня! Я уже почти две недели брови не выщипывала! Я не крашусь, я сижу без крема и без масок… Мне даже подмышки нечем побрить. Я в бегах, Монти!!!

— Бедная ты моя… — Монтесума обняла меня за плечи и тотчас же резко отстранилась. — Тогда что ты тут делаешь?

— Жду начала выступления Тео Лермитта.

— У меня новости. Приехала дочь коммерческого директора. Сегодня вечером постараюсь с ней встретиться. Может быть, удастся выяснить, с кем она прохлаждалась в лифте. Кстати, его квартиру я покупаю.

— Кого?

— Стаса.

— А-а… — Только сейчас я вспомнила о желании Монтесумы приобрести жилплощадь своего бывшего и такого ненавистного ей сутенера. Выходит, она не шутила. — Поздравляю.

— Пока не с чем. Предстоит бойня, но я все равно своего добьюсь.

Я вздохнула. Монтесуме было мало одной маленькой, ' крошечной, никому не нужной смерти маленького, крошечного, никому не нужного типа. Монтесума была готова нанять бригаду столяров, чтобы они загоняли гвозди в гроб Стаса всю оставшуюся жизнь.

— Попугая я уже забрала, — продолжала удивлять меня Монтесума. — У консьержки. Правда, пришлось выложить двести баксов…

— Старого Тоомаса?

— Его, родимого. Развлекает меня матами. Да еще с интонациями Стаса.

Я вспомнила голову Стаса, залитую кровью. И Старого Тоомаса, гадившего на простыню. Старый Тоомас видел убийство Стаса, но он был таким же ничего не значащим свидетелем, как и перстень Аллы Кодриной, как и Нож-убийца, как и я сама…

Старый Тоомас был свидетелем-неудачником.

Меня ведь тоже можно причислить к свидетелям-неудачникам. Мир полон свидетелями-неудачниками, мир юпцит ими. Ни один волос не упадет с головы жертвы без молчаливого благословения какой-нибудь никому не нужной, изгрызенной собакой тапки. Тапка будет валяться под креслом и глазеть на место преступления… Ни одно горло не будет перерезано без молчаливого согласия какой-нибудь фарфоровой пастушки с отбитыми руками. Пастушка будет стоять на комоде и глазеть на место преступления…

И вообще, черт возьми… Арены убийств окружены вещами! Вещи толпятся, подталкивают друг друга и становятся на цыпочки — только бы рассмотреть, только бы не пропустить самое главное! Они всегда опускают палец вниз. Они всегда требуют смерти. И почти никогда — жизни.

Они никого и никогда не спасут.

На них нельзя положиться.

Интересно, что думает об этом частный детектив Рейно Юускула-старший?..

— Эй! Что это с тобой? — вывела меня из философского (чур меня!) транса Монтесума.

— Ачто?

— У тебя такое лицо…

— И какое же у меня лицо?

— Дурацкое. Как у законченного олигофрена. Прости, конечно…

Куррат!.. Порассуждала о высоком, на свою голову! Нет, надо прекращать эту порочную практику: чуть что — сразу же хвататься за мозги, как за револьвер, и делать далеко идущие выводы. Прав, прав был покойный Стасевич: от излишнего мудрствования у женщин моего типа образуются морщины…