Виктория Платова - Смерть на кончике хвоста

— Что-нибудь произошло? — участливо спросила Регина.

— Да нет, все в порядке, — Леля потер лицо ладонью. — Спасибо за помощь, Регина.

— Куда мы едем?

Леля повернулся к девушке. В голове его еще плавали клочья разговора с Гусаловым, но туман постепенно рассеивался, и сквозь него уже ясно проглядывало лицо Бадер. Самое прекрасное лицо, которое он только видел в жизни.

— А куда мы едем?

— Мы же договорились. Я везу вас домой.

— Тогда поехали… Ветераненштрассе…

— ??

— Проспект Ветеранов.

— Отлично, — сказала она и тронула машину с места.

…За окнами «Фольксвагена» мелькал ночной Питер, но с таким же успехом это мог быть и ночной Амстердам, ночной Лондон или ночной Торжок. Города, как и люди, не имели никакого отношения к Регине Бадер — она всегда будет чужестранкой. Пленницей глянцевых обложек, целлулоидной пленки и объектива камеры. Она никогда и никому не будет принадлежать. Леля грустно думал об этом, глядя на полосы света, которые заигрывали со шрамом на щеке Регины. Он даже не заметил, как они выбрались на проспект Ветеранов.

— Командуйте, господин следователь, — сказала Регина.

— Прямо по трассе. Я покажу.

— А где у вас здесь самый фешенебельный лабаз?

Самым «фешенебельным лабазом» был универсам «Таллинский», в котором Леля отоваривался с периодичностью два раза в неделю. Сыр, колбаса, зразы и мороженые куриные котлеты — немудреный рацион закоренелого холостяка.

Почему она спросила о магазине?

— Не пугайтесь, Леонид. — Похоже, Бадер просто читала его мысли. — Просто в вашем милом кафе я так и не выпила коньяка. А мне очень хотелось…

— Вы собираетесь затариться спиртным?

— Ну, это громко сказано. Так, сто грамм, не больше. Я просто хочу выпить с вами. Вы мне симпатичны. Вы ведь не будете возражать?

Как он мог возражать? Но все дальнейшее… Все дальнейшее выглядело непонятно и пугающе. Если она собирается выпить, то как потом сядет за руль? Или она вообще решила этого не делать? Но если она не собирается садиться за руль, тогда… Продвигаться дальше в своих умозаключениях было опасно, и Леля счел за лучшее ни о чем не думать.

— Профессия накладывает отпечаток, не правда ли?

— Вы о чем?

— Ни о чем. Я просто знаю, что вы подумали.

— И что же я подумал? — Леле вдруг стало весело.

— Вы подумали: если она собирается выпить, то как потом сядет за руль? Или она вообще решила этого не делать? Но если она не собирается садиться за руль, тогда…

— Тогда… — Леля с трудом открывал высохший от напряжения рот.

— Тогда она просто возьмет такси, — рассмеялась Бадер. — А утром заедет за своим «Фольксвагеном»…

— Да… Примерно так я и подумал.

— Какой коньяк вы предпочитаете?

— Вообще-то я предпочитаю водку… Но только по праздникам. Я не пью.

— Я тоже.

— Но сегодня выпил бы…

— Я тоже.

Она загнала машину на широкую площадку перед универсамом и заглушила двигатель.

— Идемте, выберем что-нибудь. Я полагаюсь на ваш вкус.

Спустя десять минут «Фольксваген» Бадер остановился у пятиэтажки, стоящей торцом к проспекту. Леля жил в самом дальнем от проспекта подъезде на первом этаже. Он слишком долго не мог поверить в то, что девушка решительно настроена посетить его скромную холостяцкую обитель. Но когда бутылка французского коньяка убедила его в обратном, стал прикидывать, что же увидит эта безансонская штучка, как только переступит порог квартиры. Остатки завтрака на столе, тарелка с засохшим сыром, недопитый кофе, несвежее полотенце в ванной, груда грязного белья, которое он так и не отнес в химчистку, раковина, загаженная кремом для бритья…

Интересно, почему он так настойчиво думает о ванной?

11 февраля — 12 февраля

Наталья

Наталья не знала, сколько прошло времени.

И сколько она просидела над проклятым, страшным, убийственным «дипломатом». Окровавленная тряпка, которая еще совсем недавно была мужской рубашкой… Дурацкая запонка с китайскими символами инь и ян; у самой Натальи, где-то на далекой, безопасной и благословенной Петроградке, в старенькой палехской шкатулке «Русская рябинушка» тоже хранились инь и ян, выгравированные на копеечном перстеньке.

Перстенек Наталья не носила последние лет семь.

Но запонка! Кто-то еще верил в магическое слияние мужского и женского. Но не из-за этого же его убили, в самом деле! Почему, почему она подумала об убийстве? Непослушными, холодеющими от ужаса руками она развернула дорогой кусок шелка. Странное дело — Дырки от пули не было. Да и сами пятна выглядели беспорядочно — как будто рубаху использовали как тряпку и испуганно затирали лужу крови на полу.