От холодно-насмешливого взгляда и такого же голоса Беларского, энкаведисты ежились, краснели и бледнели, еле слышно шипели ругательства, кусая губы от злости, но никто из них не решался начать смертельную схватку девяти против одного. Беларский сделал паузу, а потом заговорил презрительным тоном:
— Нет, вы на это неспособны. В армии — другое дело. Там, при аналогичной ситуации, я бы с таким количеством людей не справился. Но вы не армия. Вы жалкие трусы, умеющие воевать только против безоружных, беззащитных, слабых. И делать искусственных «врагов народа» из честных, ни в чем неповинных людей. Вы сильны количеством, а не качеством. У вас дивизии НКВД и множество всяких оперативных работников, агентов, сексотов, шпионов, осведомителей, доносчиков, но настоящих специалистов нет. Поэтому вы не умеете ловить преступников и становитесь в тупик, перед каждым сложным, запутанным преступлением… Хотя, зачем я вам все это говорю? Вряд-ли мои слова дойдут до вас…
Наблюдая за Беларским, Холмин удивлялся резкой перемене, происшедшей в его внешности. Теперь ото был не забубённый и расхлябанный «матросик с Балтики», а стройный и подтянутый армейский командир с хорошей выправкой. Его холодные глаза стали острыми и пронзительными. И говорил он теперь обыкновенным и правильным русским языком без словечек воровского и флотского жаргонов.
Не опуская дула нагана, Беларский сел в кресло и обратился к Холмину:
— Итак, «рука майора Громова» вами найдена, но что вы намерены предпринять дальше?
Подневольный детектив пожал плечами.
— Пока не знаю.
Беларский левой рукой выдвинул один из ящиков стола и, достав оттуда, лист бумаги, подал Холмину.
— Читайте! Начало и конец! Середина не существенна.
Холмин взял бумагу. Она начиналась словами: «Проект постановления по делу Холмина Александра»…
А заканчивалась: «… к расстрелу».
— Там не хватает только подписи Бадмаева, — произнес Беларский, когда осужденный растерянно опустил руку со своим смертным приговором. — Вас должны казнить, как только вы закончите расследование порученного вам дела. Такова благодарность энкаведистов. Но, — его глаза странно потеплели и на лице появилась ободряющая улыбка, — не бойтесь. Вы будете жить, а умрет… другой. Убийцы майора Громова убиты рукой майора Громова. И последнего из них можно уже считать трупом… Хотя, нет. Он не последний. Останутся другие, но, к сожалению, до них не доберешься. Они в Кремле и на Лубянке…
Он вдруг вскочил с кресла, толчком ноги отодвинул его в сторону и коротко и резко приказал начальнику отдела:
— Гражданин Бадмаев! Встать! Лицом к стене!
Трясущийся энкаведист послушно исполнил его приказание. Приподняв дуло револьвера, Беларский быстро выстрелил. На затылке Бадмаева закраснелось глубокое кровавое пятно. Он, как мешок, привалился к стенке и сполз на пол. Энкаведисты зашумели, хватаясь за наганы на поясах, но резкий, повелительный голос Беларского покрыл этот шум:
— Молчать! Руки вверх! Освободить проход! Или я еще стреляю…
Энкаведисты, поднимая руки над головой шарахнулись в обе стороны к стенам. Указав Холмину на образовавшийся проход, Беларский вполголоса бросил ему:
— Уходите! На улицу. Там автомобиль у подъезда. Ждите меня. Я их задержу. Не на долго.
— Слушаюсь! — невольно по-военному ответил Холмин и выбежал из кабинета.
Лестницу, соединяющую второй этаж с первым, Холмин одолел в несколько прыжков И, сунув под нос удивленному его стремительностью часовому свой пропуск, выскочил на улицу.
У подъезда, как и говорил Беларский, стоял легковой автомобиль, тускло поблескивая в сгущавшихся сумерках свежевыкрашенными черными боками. Шофера у руля не было. Холмин влез в его кабинку и стал ждать.
Ожидать ему пришлось недолго. Не прошло и двух-трех минут, как массивные стальные двери отдела НКВД открылись и в них показался Беларский; за его спиной виднелась фигура часового, державшего руку под козырек, В противоположность Холмину, Беларский, совсем не спеша, а медленно и как-то осторожно, почему-то слегка пошатываясь, сошел по ступенькам. Влезая в кабинку, он коротко и надрывно простонал.
— Что с вами? Вы ранены? — спросил встревоженный Холмин.
— Сердце у меня некстати шалить начало, — ответил Беларский, берясь за руль. — Но ничего. Как нибудь поедем.
Автомобиль рванулся с места…
Они проехали метров полтораста по главной улице, и Беларский начал сворачивать в переулок, но вдруг громко застонал и, бросив руль, обеими руками схватился за грудь. Автомобиль вильнул в сторону и полез на тротуар, производя панику среди прохожих. Особенно испугались две девушки, очутившиеся как раз перед радиатором машины. Они в ужасе замерли на месте, — прижавшись спинами к стене дома. Не отрывая левую руку от груди, Беларский правой все же сумел остановить машину и, повернув к Холмину красное от напряжения лицо и прерывисто выдавил из себя:
Читать дальше