Михаил Бойков - Рука майора Громова

— О чем же еще? У меня больше нет вопросов. Я, пожалуй, пойду. А вам желаю всего хорошего, — ответил Холмин.

— Прощайте, — сказала девушка.

— Лучше до свиданья, — возразил он. — Хорошо?

Она улыбнулась впервые за все время разговора с ним.

— Хорошо…

От ее улыбки его сердце радостно дрогнуло, и он вышел из камеры, взволнованный этой встречей и предчувствием чего-то неопределенного, смутного, но сулящего счастье, в будущем.

Придя из тюрьмы в отдел НКВД, Холмин не застал там Бадмаева, Его личный секретарь — юнец в мундире с лейтенантскими знаками различия на воротнике — дал на вопрос Холмина неопределенный ответ:

— Товарищ начотдела поехал ужинать, а когда будет — неизвестно. Но не раньше десяти часов.

Холмин вышел в коридор и остановился там в раздумья. Времени до предполагаемого возвращения Бадмаева было более, чем достаточно; часы только что пробили семь.

«Что же мне делать? — думал он. — Ждать Бадмаева? Или отложить разговор с ним до завтра? Нет, надо поговорить сегодня. Главное — об Ольге Громовой. Так что же делать сейчас? Разве тоже пойти ужинать в отдельский буфет? Может быть, меня уже прикрепили там на пропитание».

Он вспомнил, что с прошедшей ночи еще ничего не ел и это сразу вызвало у него аппетит. По коридору как раз проходил энкаведист, видимо следователь, с пачкой зеленых папок под мышкой.

— Послушайте, — обратился к нему Холмин. — Где здесь у вас буфет?

Тот окинул спросившего быстрым щупающим взглядом и бросил на ходу:

— В первом этаже. Рядом с комендатурой.

— Благодарю вас! — крикнул вслед ему Холмин и спустился по лестнице в первый этаж.

Буфет отдела НКВД занимал довольно большую комнату и был похож на что-то вроде бара. В нем стояло десятка два столиков, накрытых клеенкой вместо скатертей и декорированных букетами искусственных цветов в вазах; возле каждого из столов было по три полукресла с ситцевой обивкой. Вдоль стены, противоположной к входной двери, в четыре ряда тянулись узенькие полки, уставленные бутылками, банками с соленьями, стаканами и горками тарелок. Перед полками разлегся массивный комодообразный прилавок, по обе стороны которого, в ящиках под стеклом, красовались закуски весьма аппетитные на вид. В общем же буфет был скромный, без претензий на роскошь и под стать второстепенному отделу НКВД провинциального южного города.

Ужинающих было мало; в одном углу четверо конвоиров в черных шинелях пили пиво, в другом — какой-то энкаведист сидел задумавшись над тарелкой супа, За прилавком скучала девушка, показавшаяся Холмину знакомой. Присмотревшись к ней, он узнал ту, которая прошлой ночью приносила ему ужин по приказу Бадмаева.

Холмин подошел к прилавку и поздоровался с нею. Девушка встрепенулась.

— Это вы, товарищ агент. А я вас ждала еще утром.

— Ждали? Почему? — удавился он.

— Да мне Дондеже сказал, чтобы прикрепить вас к нам на питание. Думала, что вы завтракать и обедать придете. А вас все нету и нету.

— Ну, вот я пришел ужинать. Чем вы меня угостите?

— Есть борщ и суп. На второе — рагу, шницель и блинчики с мясом. Закуски выбирайте сами, но могу посоветовать балык и маслины… Очень хорошие.

— Ух, какая роскошь! — воскликнул Холмин. — Не знаю даже, что и выбрать. В тюрьме я о таких вещах и мечтать не мог. Да и на воле их видел не часто.

— Так может, мне за вас выбрать?

— Пожалуйста, Дуся… Ведь вас так зовут?

— Да. А вас?

— Меня — Холмин… Александр.

— Я буду вас называть Шурой. Не возражаете?

— Нет, отчего же? Если вам так нравится…

— Вот и отлично. Познакомились, значит.

— Я очень рад, — вежливо сказал он.

— И я тоже! — простодушно воскликнула она. — Так я вам сию минуту принесу ужин.

Холмин занял столик возле самого прилавка, подальше от компании конвоиров и задумавшегося над супом энкаведиста. Дуся принесла ужин, бутылку вина и два стакана.

— А это зачем? — не без удивления кивнул он на стаканы.

Девушка улыбнулась.

— Хочу выпить за ваше здоровье. И вообще составить вам компанию. Не возражаете?

— Нет, конечно. Садитесь, пожалуйста, — поспешил ответить он.

Дуся села за столик и, наливая вино в стаканы, сказала:

— Скучно у нас тут. Народ, все больше, молчаливый. И поговорить не с кем. С этими, — указала она глазами на пивших пиво конвоиров, — не разговоришься. Из всех работников отдела только один Дондеже и разговорчивый.

— Вы хорошо с ним знакомы? — спросил Холмин.