Нэнси Пикард - Потерянная невинность

— Да откуда мне знать, Патрик.

Отец открыл дверь хлева и исчез внутри.

Патрик сделал шаг к передней дверце, которую придерживал Рекс, наклонился к лицу брата и ухмыльнулся.

— Поздравляю, говнюк! Тебе наконец-то посчастливилось увидеть голую женщину, — прошептал он.

Рекс оттолкнул его.

Патрик засмеялся и толкнул его в ответ.

Рекс размахнулся, чтобы изо всех сил ударить Патрика, но тот поднырнул под его рукой и скользнул на переднее сиденье. Удар Рекса пришелся в железную стойку. Боль, подобно молнии, выстрелила в мозг, на мгновение ослепив его. Зубы щелкнули, прикусив язык, и его рот наполнился болью, а еще горьким вкусом крови. Он упал в снег, здоровой рукой сжимая кулак и крича уже от боли, вызванной собственным прикосновением.

Патрик со смехом захлопнул дверцу и заперся изнутри.

— Лопух!

Когда вернулся отец, Рекс уже скрылся в доме.

— Рекс, милый, это ты?

— Да, мама.

— Ну что, вы нашли телят? Иди ко мне. Я хочу все знать, но не могу встать. Мне слишком плохо.

Рекс неохотно подошел к открытой двери родительской спальни.

— Один мертвый теленок и двое живых. Они уже в хлеву.

— Коровы все живы?

— Да, мама. Но мы не объехали все пастбища.

— Почему? — Она закашлялась, выхватила из стоящей рядом коробки салфетку и высморкалась. — Вас очень долго не было, — устало произнесла она. — И что с твоей рукой? Почему ты ее так держишь?

— Ничего страшного. Я ударился.

— Иди сюда. Покажи мне руку.

— Мама, все в порядке.

— Реке, иди сюда!

Он подошел и присел на край кровати.

В свете ночника на тумбочке рука казалась мертвенно бледной. Рекс увидел рассеченные костяшки пальцев, на которых выступила кровь. Снег и холод остановили кровотечение и не дали кулаку распухнуть слишком сильно.

— Боже мой! Как ты это сделал? Ударил брата?

Рекс молча уставился на мать. Откуда она всегда все знает?

Она вздохнула.

— Я даже не хочу спрашивать за что. Вам никогда не нужен был повод, чтобы подраться. Прежде чем лечь, приложи к руке лед.

Она всегда держала в морозилке пакеты со льдом. В конце концов, ей постоянно приходилось лечить травмы энергичных сыновей и занятого опасной работой мужа. Но тут она перевела взгляде руки сына на его лицо.

— Что случилось, Рекс? — Она склонила голову набок, словно прислушиваясь, и нахмурилась. — Ты вернулся один? Где твой брат? Где отец?

Отец сказал, чтобы Рекс ничего ей не рассказывал. Но ему было очень больно. Он был измучен и взвинчен, растерян и расстроен. А она была его мамон, и она умела его выслушать, как никто другой.

Рекс начал с самого начала и постепенно рассказал ей все.

Он говорил до тех пор, пока рука не начала болеть так сильно, что ему пришлось выпить тайленол, чтобы не расплакаться.

Митч и Эбби целовались и ласкали друг друга, пока не решили, что путь свободен.

— Так я пошел? — спросил Митч.

Эбби кивнула, испытывая смущение и решимость, страх и волнение одновременно.

Выбравшись из постели, Митч натянул джинсы и рубашку, оставив трусы, свитер, ботинки, носки и зимнюю куртку в комнате Эбби. Увидев, как бережно он пытается спрятать свой набухший пенис, Эбби захихикала. Митч понял причину ее веселья и покраснел, как валентинка, приклеенная к стене над ее постелью.

— Очень смешно, — сделанным сарказмом хмыкнул он.

Оба расхохотались, а Митч заковылял к двери, расставив ноги и всячески демонстрируя, с каким трудом ему это дается. Оба поморщились, когда он повернул замок и раздался щелчок. Митч замер. Убедившись, что никто, кроме них, этого не услышал, он скользнул за дверь, обернувшись только для того, чтобы одарить ее ослепительной улыбкой.

Эбби ответила ему воздушным поцелуем и беззвучным «Я тебя люблю!».

Митч оставил дверь приоткрытой, чтобы бесшумно вернуться в комнату.

Эбби спрыгнула с постели-и на всякий случай сунула его вещи под кровать. Потом надела его красно-белую футболку, которую использовала как ночную рубашку, и вдохнула впитавшийся в нее запах Митча. Затем забралась обратно в постель и принялась ждать.

Она не чувствовала себя виноватой оттого, что солгала матери. В ее семье было принято постоянно врать друг другу. Попавшись на очередном вранье, они только весело хохотали. «Не говори маме, что я съел второй кусок пирога!» — мог сказать отец. «Эбби, не вздумай сказать папе, что я выбросила его старый галстук в мусорное ведро!» — предостерегала Марджи. Эбби лгала, выгораживая свою старшую сестру Эллен. Эллен училась в Канзасском университете, но когда приезжала домой, то лгала, выгораживая Эбби. По мнению Эбби, в этой лжи не было ничего дурного. Она всего лишь позволяла жить, не чувстуя себя обязанной во всем соответствовать ожиданиям других людей. Кроме того, без этого жизнь показалась бы ей пресной и скучной. Митча их привычка врать неизменно приводила в ступор. Члены его крошечной семьи — судья, Надин и сам Митч — тоже лгали друг другу, Эбби это было отлично известно. Но если они попадались на лжи, последствия были куда более серьезными, что вынуждало их быть очень осторожными.