Владимир Колычев - Страсть по понятиям

— Я его пальцем не тронул.

— Струков?

— Ну, может быть…

— За что?

— Понятия не имею.

— Он знал, что Альберта переделали в Алину?

— Догадывался.

— За это его и зачистили?

— Ну, задачи зачищать не было. Просто переборщили ребята…

Нуда, нуда, так я и поверил… Кровь на руках у Жмыхова, и я не должен давать ему спуску. Но ведь я частный сыщик, и нету меня задания вывести его на чистую воду, а по собственной инициативе вести расследование не хотелось. Во-первых, возможностей для этого не было. А во-вторых, сама мысль о том, что надо вернуться в Некрасов, вызывала у меня нервный зуд. К тому же договор у нас…

Приходилось идти на сделку с совестью, в надежде на то, что Жмыхова накажет сама жизнь. Или хозяин, которого он фактически подвел, нарушив условия сделки с Ремезовым… А может, я еще солью кому надо информацию о безобразиях, которые творились в Некрасове. Может быть. Если живым до Москвы доберусь. Это только кажется, что все уладилось. На поверхности воды все спокойно, но как бы на подводные рифы не налететь.

— Просто… Все у тебя просто…

— Работа такая. Что мне приказали, то я и сделал, — голосом, совершенно лишенным какого-либо раскаяния, отозвался Жмыхов.

— Кто приказал?

— А кому Ремезов с Шептулиным изменял?

— Ну, ты и сволочь! — зло, сквозь зубы прошипела Алина.

Я резко глянул на нее, осуждающе нахмурив брови Неужели это Алина заказала Шептулина?.. Может, она вынесла своему сопернику приговор, и Ремезов пошел ей навстречу, чтобы кровью любовника искупить свою вину… А может, она напрямую договорилась со Жмыховым Если так, то я не знаю, чем она с ним расплатилась. И знать не хочу. Противно копаться в грязном белье этой гадючьей семейки. Одно только желание: предъявить поскорей Караваевым результаты и доказательства своей работы и как можно скорей вернуться в Москву. Даже если заказчики откажутся выплатить мне премию за успешную работу, я особо настаивать не буду. Деньгами пожертвую, лишь бы поскорее покончить со всем этим…

Колбаса, сыр, масло, батон, йогурты, чай, кофе, сахар. Ну и пиво, само собой. До Москвы осталось немного: мы уже в Нижнем Новгороде — можно обойтись и без припасов. Но предчувствие у меня нехорошее. Мотор барахлит, постукивает — как бы не навернулся в пути наш кемпер. Но мне казалось, что я не огорчусь, если он вдруг сломается в нескольких километрах от Москвы. Столько раз нас выручал наш трудяга, что грешно будет обидеться на него.

Мы вышли из магазина с полными пакетами. Ваня остановился, достал банку пива, откупорил ее и жадно поднес ко рту.

— Страдаешь? — спросил я.

Он втянул в себя немного пива, прополоскал рот и выплюнул все на землю.

— Тьфу!

— Да ты не бойся, никто ничего не узнает…

— Все равно обидно!

— Ничего, в следующий раз будешь требовать справку из клиники пластической хирургии. Так, мол, и так, изменению пола не подвергалась… Это как медкомиссия на права справку из психдиспансера требует. И ты требуй.

— Шутишь?

— Да нет, просто совет даю… Можно и без справки. Прислушайся к себе, и ты почувствуешь, баба с тобой или мужик… Хотя…

— Что хотя? — напрягся он.

— Вдруг ты к мужчинам уже привык!

— Да пошел ты!

— Вместе пойдем! — кивком головы я показал на стоящий в отдалении автобус.

Я хотел хлопнуть его по плечу, но руки у меня были заняты пакетами.

Все, остался последний отрезок пути, и, если машина не сломается, к вечеру мы будем в Москве. Я приму ванну и без всякого сожаления уединюсь с женой в опочивальне… Хотя, возможно, я буду сожалеть. Но не о том, что закончилась моя свобода. Я изменял Зине с Настей, да и с другими женщинами грешил. Как-то раньше такие мысли меня не печалили, а сейчас вдруг стало накатывать…

Некрасов остался далеко позади. И Киров тоже. И объяснения с родителями Альберта Караваева уже позади…

Не стану описывать немую сцену, которая возникла, когда я привел к ним Алину и объявил, что это и есть их Альберт. Я лучше в Москве нарисую картину маслом. Художник из меня никакой, но я почему-то был уверен, что по степени эмоционального воздействия она как минимум на порядок превзойдет знаменитую картину «Не ждали».

Я привел доказательства, да и Алина внесла свою лепту, вкратце рассказав, как было дело. Со временем шок у них прошел, они стали узнавать в дочери сына — извините за белиберду, но как сказать иначе?.. А там и понимание пришло, хотя, если честно, мне было жалко смотреть на отца, мне казалось, что бедняга начал седеть на глазах… В общем, разобрались родители со своим чадом, даже простили его, а со мной сполна рассчитались. Но уходил я от них, не пожелав Алине счастья на прощание. После того как я понял, по чьей вине погиб Шептулин, мне она стала по-настоящему противна. И мне все равно, будет она счастлива с Эдиком или решит вернуться в прежнее свое состояние, благо что современная хирургия творит чудеса. Все равно мне, как сложится ее жизнь. И Настя до лампочки. Пусть они живут своей жизнью, и чем дальше от меня, тем лучше…