Татьяна Полякова - Интим не предлагать

Мальчишки явились и замерли, настороженно поглядывая на меня, а я заявила:

— Завтра уезжаете в лагерь. — Оба переглянулись.

— На фига мне лагерь? — затянул Чугунок.

— Мать из запоя вышла? — накинулась я.

— Нет…

— А кто тебя кормить будет? Меня как важного свидетеля отдел по борьбе с организованной преступностью сажает под замок.

— Как это? — обалдели мальчишки.

— Буду сидеть в какой-нибудь квартире под неусыпным надзором.

— Иди ты… — ахнул Васька. — Совсем как в кино?

— Вот именно. А если я сижу под замком, значит, ты остаешься голодным, а ты без каникул, — перевела я взгляд на племянника. — Так что выбирай: либо отдых в лагере, либо завтра с первым автобусом…

— Лагерь, — кивнул Сенька, и Чугунок весьма неохотно последовал его примеру.

— Отлично. Собирайте вещи, завтра отправляетесь в 8.00.

Наутро, отправив обоих мальчишек в лагерь (мать Чугунка все еще пребывала в запое, я пробовала ей втолковать, что Ваське выделили путевку, она таращила на меня глаза и как бы слушала, то есть клясться в том, что она действительно слышит, я бы не стала, до того отсутствующий у нее был вид. К тому же младший Васькин брат, которому еще не было года, так громко орал, вцепившись руками в спинку железной кровати, которая, судя по всему, была ровесницей моей бабушки, что я и сама себя плохо слышала, не знаю, поняла ли Тамарка, что я ей сказала, но с готовностью кивнула, а потом свалилась со стула, должно быть, от счастья), так вот, отправив после всех этих незначительных происшествий мальчишек в лагерь, я начала ломать голову: стоит ли кого-то посвящать в мой план? Если честно, очень хотелось посвятить Родионова, но он наверняка счел бы план глупостью и не дал бы мне его осуществить. Про Колесникова и говорить нечего, оставались Петрович и Андрюха. Андрюха лежит раненный, беспокоить его совестно, а Петрович ничем не лучше Родионова, ему мой план тоже не понравится и он, чего доброго, сообщит Александру Сергеевичу. Пострадав еще немного, я изложила свой замысел на бумаге. На это ушло два часа времени. Пять исписанных листов, я оставила их на кухонном столе под хлебницей, записала на автоответчик сообщение, что я в Анапе, а затем позвонила сестре. Это заняло очень много времени, так как выяснилось, что она в настоящий момент на базе отсутствует, в конце концов сестра сама со мной связалась, и я сообщила, что Сенька в лагере, потому что у меня романтическая поездка с человеком, имя которого я пожелала оставить в тайне. Сестра минут десять распиналась в том духе, что если он женат, то ничего путного из этого не выйдет, и тут же привела несколько примеров, только я собралась послать ее к черту, как она вспомнила о Сеньке и начала интересоваться, как он ест, спит и с кем во дворе подружился, хотя звонила два дня назад и с легкостью могла разжиться информацией непосредственно от первоисточника. В общем, я вконец измучилась и решила, что с Машки вполне хватило бы автоответчика, но тут она наконец со мной попрощалась. Издав протяжный стон, я взглянула на часы и поздравила себя с тем, что легко отделалась. Собрала кое-какие вещи и вызвала такси. В семнадцать часов пятнадцать минут по московскому времени я стояла возле дома номер тридцать пять в Конном переулке, попеременно ощущая себя то Зоей Космодемьянской, то просто дурой, причем ко второму склонялась больше. Запретив себе трусить и забивать голову лишними мыслями, я, набрав код на двери подъезда, взглянула на мир за своей спиной и отважно вошла в дом.

Квартира моей подруги располагалась на втором этаже. Хотя в доме насчитывалось всего три этажа, здесь имелся лифт, на нем я и поднялась, потому что самых необходимых вещей у меня набралось предостаточно. Иркина квартира, в отличие от описанной Андрюхой Коломейцевым, ничем особо не потрясала. Двухкомнатная, правда довольно просторная, с большим холлом и гостиной метров в двадцать пять. Кухня вызывала у меня легкую зависть, потому что, не в пример моей, могла вместить человек десять, и тесниться бы им не пришлось. Спальня небольшая, но уютная, застекленная лоджия больше напоминала веранду из-за большого количества вьющихся растений, именно за ними Ирка и просила меня присматривать, то есть раз в неделю обильно их поливать. Мебели в квартире был необходимый минимум, а в гостиной даже отсутствовали шторы на окнах. Квартиру мои друзья купили недавно и почти сразу после этого отбыли в Германию. В мои обязанности, помимо ухода за растениями, входила оплата коммунальных услуг, а главное — телефона, чтобы его не отключили, спаси господи. Подключить телефон в нашем городе дело практически невозможное, по крайней мере, местные чиновники все делают для этого. Итак, я вошла в квартиру, в которой была до этого раз сто, ощущая волнение, огляделась, прогулялась по комнатам, зачем-то проверила кран в ванной, открыла дверь в лоджию, должно быть, с надеждой быть услышанной, если придется вопить «караул», и принялась разбирать свои вещи. После этого я заварила кофе, выпила две чашки и затосковала. Собираясь сюда с намерением разоблачить всех городских убийц, я предполагала, что сильно рискую (о чем не преминула указать в прощальном письме), но как-то не подумала, каким образом собираюсь реализовать свой план. Я даже не знала, в какой квартире живет Турок. Предположим, это самая плевая проблема. Но как я собираюсь держать ее под наблюдением? Сидеть на лестничной клетке? Побегав немного по лоджии и обозвав себя идиоткой по меньшей мере раз пятнадцать, я вынуждена была признать, что план мой и не план вовсе. Я могу сидеть в Иркиной квартире до самого ее возвращения из Германии, толку от этого никакого. Едва не заревев от досады (на моей кухне план казался таким простым, как все гениальное), я отправилась в магазин. В конце концов, если Сенька в лагере, ничто не мешает мне немного пожить здесь и осмотреться