Татьяна Полякова - Моя любимая стерва

— Все познается в сравнении.

Пофилософствовать мне не удалось, меня окликнул Сережа. Он находился метрах в двадцати, в самой гуще деревьев, и что-то там разглядывал. Подойдя ближе, я смогла увидеть груду искореженного железа, на первый взгляд бесформенную и ржавую, и только через несколько минут поняла, что передо мной хвост самолета, точнее, то, что когда-то им было. Железо пытались избавить от ржавчины, а я несказанно удивилась, рассмотрев, что изображено на хвосте. Эмблема не сохранилась полностью, но и по фрагменту было ясно, это свастика.

— Надо же, — удивился Сережа. — С войны валяется. — И добавил со вздохом:

— Ну и глухомань…

Становилось понятным наличие недавней стоянки: о самолете местные, должно быть, хорошо знали, и сюда наведывались дотошные туристы, а может, просто мальчишки из близлежащих поселков, что ни говори — экзотика.

Недолгий отдых у самолета был последним в тот день. Около шести часов мы вышли к дороге, но на дорогу соваться не стали, решив немного понаблюдать. Как будто ничего подозрительного. Еще с километр двигались параллельно шоссе, не теряя его из виду, и достигли развилки с указателем. По соседству с этим самым указателем стояла милицейская машина, и двое мужчин в форме, сидящие в кабине, лениво поглядывали по сторонам.

Через десять минут на дороге показались «Жигули», и сонную одурь с обоих как ветром сдуло. Они поспешно покинули машину, а я с крайним неудовольствием отметила, что один из патрульных вооружен автоматом.

— Их можно обойти, — без особой уверенности сказала я.

— Конечно. Но везде будет то же самое. Единственный шанс смыться — уйти горами как можно дальше отсюда и уж там попытать счастья.

Я вынуждена была с этим согласиться и кивнула: приключения не прошли для нас даром, вид у обоих был довольно дикий, первый же милиционер непременно обратит на нас внимание. Сережа посмотрел на меня и добавил:

— Обойдем ментов, выйдем на дорогу, я посажу тебя на автобус. — Он тяжело вздохнул. — Все вроде просто, да одно плохо: ты можешь нарваться на Захара. — Сергей долго хмурился и наконец кивнул:

— Тебе лучше всего спуститься к ментам и просить защиты у них, скажешь, отбилась от группы и плутала в горах…

— А что, если они сумеют связать меня с тобой? — покачала я головой в ответ, хотя на мгновение предложение Сережи показалось мне заманчивым, но, говоря по чести, только на мгновение, и я отнесла этот эпизод на счет усталости. — В этом случае поймать тебя здесь труда не составит. В конце концов, они могут вызвать собак.

Сережа внимательно посмотрел на меня и протянул руку, я с трудом поднялась с камня, и мы начали подъем на вершину, я уже не помню, какую по счету.

Двигались довольно медленно, но и не останавливались до самого вечера. Проходя вдоль кромки скалы, я некстати посмотрела вниз, голова закружилась, почувствовав тошноту, я качнулась и, слабо охнув, полетела вниз. То есть так жутко и даже смертельно происшествие это не выглядело, потому что склон не был совершенно отвесным, но катиться кубарем между камней несколько десятков метров вещь в высшей степени неприятная, и неизвестно, какими бы увечьями все это закончилось, если бы Сережа не успел схватить меня за шиворот.

— Давай руку, — испуганно шепнул он, отбросив автомат в сторону. Я собралась с силами и через несколько секунд оказалась в его объятиях. Примерно в это же время зашло солнце, и мы обнаружили сразу два крайне неприятных факта: я с трудом могла ступить на левую ногу, а во время своего падения потеряла тапку, которая была мне великовата и потому слетела. Сережа попытался спуститься по склону и найти ее, но уже стемнело, и эта затея меня попросту испугала.

Два следующих километра были сущим кошмаром: идти с больной ногой в темноте, да еще босиком по каменистому склону, настоящая пытка, Сережа из своей футболки смастерил мне подобие онучей и лишь тогда заметил, что я повредила ногу. Я об этом стоически молчала, но нога к этому моменту успела здорово распухнуть, и он сам все понял, как только коснулся лодыжки.

— Пожалуйста, прости меня, — ничего умнее я сказать не могла и очень хотела зареветь, но решила, что это нечестно, Сереже и так здорово досталось, а тут я со своими слезами.

— Потерпи немного, — попросил он. — Очень больно?

— Мне совсем не больно, только случилось то, чего я больше всего боялась: я теперь стала для тебя обузой.

— Ерунда. Рядом турбаза. Там должен быть фельдшер, если что, вызовут «Скорую»… Я успею уйти. Не волнуйся…