Татьяна Полякова - Сестрички не промах

Я взяла листок из его рук и прочитала:

— «Солодкин Эдуард Митрофанович, тридцать два года, местный».

Номер квартиры предполагал проживание в многоэтажке, где-то в районе новостроек. Евгений подтвердил, что улица Бердяева находится в юго-западном районе, или попросту в Марьине. Новое название микрорайона в народе не прижилось, а старое шло от большого села Марьино, что в начале века располагалось километрах в двадцати от губернского центра, а теперь оказалось в черте города.

— Ну и что это нам дает? — лениво спросила Мышильда.

— Еще не знаю, но что-то, безусловно, даст.

Я выразила хозяину благодарность, и он нас покинул, а я направилась к забору. Забор отделял сад, в котором мы находились, от заветного пустыря. Выдернув пару гнилых досок, я пролезла в образовавшуюся дыру и пристроилась в кустах смородины. Правда, сначала пришлось вернуться в дом и снова облачиться в спортивный костюм — крапива доставала мне до груди. Мышильда, не выдержав, вскоре присоединилась ко мне, мы истомились минут пятнадцать в смородине и наконец увидели соседского жильца Эдика. Озираясь по сторонам, он ходко пробирался по тропинке к нашему дому, то есть к нашей крапиве. В руках у него были карта, компас, общая тетрадь и авторучка.

— Вот гад, — разозлилась Мышильда. — Экипировался.

Эдик подошел к родной крапиве, выложил вещи на тропинку и при помощи компаса стал определять стороны света, потом отсчитывать шаги в разные стороны, громко сопя, то и дело кидаясь к тетради и что-то там торопливо записывая. Дураку ясно — подлец ищет наш клад.

Я не выдержала и шагнула из кустов смородины навстречу нахалу. Сейчас я была обута в кроссовки, но они у меня на платформе, и в росте я потеряла мало. Завидев меня, Эдик скис и сделал слабую попытку кинуться к своей дыре в заборе. Я пресекла побег в зародыше, легонько пихнув самозванца локтем в грудь, и он устроился на тропинке.

— Вы не имеете права, — визгливо заметил он, как только у него закончились проблемы с дыханием. Я наклонилась и задела его коленом, чтобы немного отвлечь Эдика от глупых мыслей, и стала рассматривать тетрадь и карту. Мышильда, сурово взглянув на конкурента, прошипела:

— Старые вещи покупаем, новые крадем?

— На законном основании, — попробовал вскочить он, я осуждающе взглянула, и Эдик немедленно затих.

— Что там? — спросила Мышь, заглядывая в тетрадь.

— Ерунда. А вот карта… — Я протянула ее сестрице. Карта была чудовищно похожа на нашу, стало ясно — изготовил ее человек, очень хорошо знакомый с нашим родовым гнездом. — Откуда карта? — спросила я, поворачиваясь к Эдику. Тот закрыл лицо локтем и взвыл:

— Наследство.

— Врешь, подлец, — ахнула Мышь, — не может быть у нас таких родственников. — И с возмущением обратилась ко мне:

— Отродясь у нас в роду мелкие мужики не водились.

Мне хотелось сказать, что и женщин наших Господь не обидел, если не считать сестрицы, в семье, как говорится, не без урода и так далее, но перед лицом внешней опасности раздоры в семье неуместны, ряды должны сомкнуться и стоять насмерть на манер Китайской стены. В свете этих мыслей я охотно поддержала Мышильду:

— Да уж, этот субъект на нашу родню не тянет. — Переведя взгляд на субъекта, я сказала с леденящей душу угрозой:

— А ну, гусь, выкладывай все как на духу.

Гусь поднялся, закинув голову в заоблачные дали, надеясь заглянуть в мои глаза, и устало опустился на тропинку, правда на этот раз придав хилому организму более удобную позу.

— И не хитри, — добавила Мышь, — не то худо будет.

— Я начну кричать, — огрызнулся он.

— Не успеешь, — заверила я. Эдик вздохнул и сказал с отчаянием:

— Карта мне в наследство досталась. От деда. Лежала на чердаке. Дом продали, стали уборку делать и нашли.

— Ты чего вкручиваешь? — разозлилась я, ткнув пальцем в карту. — Адрес на ней отсутствует. Как же тебя сюда черти вынесли?

— Дед отцу говорил, а отец мне — есть дом, купец Калашников жил, богатей, и перед революцией клад спрятал, а сам с катушек съехал — новая власть ему не понравилась. А клад, может, лежит.

— А дед твой откуда про клад знал? — удивилась я.

— Не знаю. Не очень в этот клад и верилось. У Калашникова трое сыновей было, уж кто-нибудь да к рукам прибрал.

— Ничего не понимаю, — удивилась Мышь. — Выходит, этот тип наш родственник?

— Вряд ли, — скривилась я. — Какая-нибудь прадедова актерка проболталась. Падок был купец Калашников на женский пол, через то и претерпел много.