Татьяна Полякова - Жестокий мир мужчин

На рисунках выходило всегда одно и то же: раскрытое окно, белая занавеска, герань и кусты акации.

Я облокотилась на деревянный палисадник, улыбаясь своим мыслям, подняла голову и увидела цифру семь над подъездом. Повинуясь безотчетному порыву, покинула двор, ища глазами табличку. Налицо был явный дефицит табличек на данной улице. Я прошла домов пятнадцать, прежде чем заприметила надпись на одном из них: красной краской размашисто кто-то вывел «улица Катинская», а поверх красной надписи — оранжевая: «улица 8 Марта». Я присвистнула и пошла навстречу дворнику. Он не торопясь сгребал мусор возле контейнеров. Я извинилась и спросила:

— Не скажете, улицу давно переименовали?

— Да уж года три будет, — весело ответил усатый дядька с красным носом, прекрасно гармонировавшим с яркой футболкой и надписью через всю грудь на английском «Люби меня».

— А чем не угодило старое название? — улыбнулась я.

— По мне, что старое, что новое, все едино… Но умные люди, видно, по-другому думают. Катинская какая-то революционерка была, не помню, чем знаменитая, вроде застрелила какого-то царского генерала или еще кого… На первом доме доска висела с разъяснением, но я, честно сказать, забыл, что там про это сказано было, хоть и читал. А как революционеры теперь не в чести, доску сняли, и называемся мы теперь «8 Марта».

— Ясно, — покачала я головой. — Что ж, 8 Марта тоже неплохо.

— Неплохо, — отозвался он.

— А где седьмой дом, не скажете?

— Так вы от него идете, он в той стороне.

— Спасибо.

— А зачем вам седьмой дом? — вдруг заинтересовался дядька. — Там сватья моя живет…

— Давно?

— Второй год.

— Жаль. — Я опять остановилась, а дядька отставил метлу в сторону и взглянул на меня с интересом. — Хотела кое-что узнать о том убийстве… Может, слышали, пять лет назад в этом доме расстреляли людей из автоматов. Я из газеты, собираю материал.

— Как не слышать, слышал. — Интерес дядьки заметно упал. — И из газет приходили. Только чего узнавать-то? Давным-давно это было. Одни бандюги убили других, ну и… земля им пухом. Стрельба-то ого-го была, из автоматов пальнули… шесть трупов, страсть…

— Четыре трупа, — поправила я, — двое умерли в больнице.

— Все равно страсть, — сурово нахмурился дядька. — А вы женщина молодая, симпатичная, а такими историями интересуетесь.

— Так ведь работа у меня. — Я улыбнулась с возможной теплотой.

— Работа… знаете, как бывает: узнаешь чего лишнее — и того…

— Что того? — подняла я брови в крайнем изумлении.

— То и того… — зашептал дядька и даже по сторонам оглянулся:

— Вон сосед-то, что в пятом доме жил, тоже вроде вас, любопытный. Говорили, видел кого-то в ту ночь, когда стреляли, ну и нашли его на третий день возле подъезда…

— Что, убили? — насторожилась я.

— А как же. Стукнули по голове, вот и все.

— Веселая у вас улица, — покачала я головой и развернулась на пятках. — Значит, седьмой дом я прошла? Что ж, придется вернуться, думаю, стоит взглянуть.

— Взгляните, ежели охота, — проворчал он мне в спину.

Я вернулась к дому номер семь. Особняк начала века, недавно перестроенный. Теперь, судя по табличкам на двери, здесь было четыре хозяина. Крохотные квартирки, большая общая веранда. Окинув взглядом двор, я направилась к машине, взглянула на часы, потом ускорила шаги и остановилась только возле подъезда Андрея. Две минуты до машины, еще четыре до дома, где жил Андрей. Ну и что? Какое отношение ко мне имеет это убийство? Никакого. Если не считать странного совпадения. Мою машину, которая должна была находиться на стоянке в нашем дворе, некто видел в ту ночь здесь. Если это правда, конечно.

Я вернулась к машине, завела мотор и поехала в сторону центра, решив где-нибудь перекусить. Слева возникло Управление внутренних дел, огромное здание с широкой лестницей и тремя колоннами. Окна второго этажа открыты, должно быть, в кабинетах жара, усидеть трудно. Увидев телефон, я затормозила, потом долго искала в сумке записную книжку и Севкин номер, взглянула на часы, в это время он должен быть на работе, если, конечно, не в отпуске. Севка был на работе.

— Дерин слушает, — лениво сказал он, а я, улыбаясь, ответила:

— Быть этого не может.

— Это ты? — Он вроде бы удивился, хотя, вероятно, было чему. Мы не виделись больше года, а не звонила я… в общем, давно. — Это ты? — повторил он.

— Это я, — пришлось согласиться мне.

— Голос веселый, я рад, что ты расправила крылышки. Готовишься?