Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

Шукаев попросил Аскера разжечь костер и сообразить что-нибудь насчет обеда, а сам с Вадимом начал внимательный обзор «берлоги», как назвал это пристанище конокрадов Газиз Дзыбов.

Шалаш был внушительных размеров. При желании в нем могло поместиться на ночлег человек двенадцать-пятнадцать. Возле задней стенки в поперечных и продольных брусьях, очищенных от коры топором, торчали многочисленные гвозди, — очевидно, для одежды, упряжи и снаряжения.

В трех шагах от шалаша валялось с десяток птичьих шкурок вместе с пухом и перьями.

Жунид все внимательно осмотрел. Сфотографировал.

— Что это? — спросил Вадим, ворохнув носком сапога птичьи останки.

— Так разделывают птицу только конокрады, — сказал Жунид, — и только на Кавказе и в некоторых азиатских странах.

— Как это?

— Сначала пропаривают дичь в горячей воде потом вынимают из котла и сильно встряхивают. В руках остается птичья тушка, а шкурка с перьями отлетает. Потом жарят на палочках держат над огнем… Мясо получается очень нежным и ароматным..

— Хитро, — сказал Вадим и предложил: — Обойдем шалаш вокруг: там, по-моему, следы остались.

Пока Аскер Чич варил на костре баранину, Жунид, Вадим и Коблев обшарили всю балку.

Мороз усиливался. Похоже было, что зима в этом году будет ранняя. Промокшие листья, скрутившись в трубку, заиндевели и потрескивали под ногами. Пошла редкая колючая крупа. Между стволов засвистел порывистый ветер. Нужно было торопиться, пока все вокруг не замело белой порошей.

Наконец, у выхода из оврага, на глинистом откосе, Жунид и Вадим нашли след от колеса брички и несколько отпечатков копыт. Измерив и осмотрев их, они пришли к выводу, что повозка — с чохракской конефермы. Однако среди конских следов не было уже знакомого им «башмака».

«Где могут быть угнанные лошади?» — думал Жунид, возвращаясь к костру. — И кто такие адиюхцы?» По дороге он срубил молодой ясень с рогачом на конце и, обтесав его, соорудил подобие вил, которыми начал ковырять груды сена, сорванного с крыши шалаша. Делал он это больше для порядка, не надеясь уже ничего найти. И вдруг… по заледеневшей земле покатились три катушки белых ниток, привязанных к кукурузным кочанам. Шукаев бросил свои импровизированные вилы и нацелился фотоаппаратом на находку.

— Вадим! Дараева не было.

Сухо треснул в холодном воздухе пистолетный выстрел. Где-то неподалеку. Шукаев бросился в том направлении.

…Вадим стоял возле старой дикой яблони. На разветвлении ствола чернело расчищенное от веток и лесной трухи отверстие дупла.

— Кажется, я нашел кое-что интересное! — возбужденно сказал Вадим. — Берданка и…

— Ты из-за этого стрелял?

— Ну да! Кричать — ты бы не услышал…

— Бить тебя некому, — буркнул Шукаев, подходя к дуплу. — Я уж думал — случилось с тобой что… И больше без нужды не стреляй! Понял?!

— Понял, — тихо сказал Дараев. Тон Жунида был довольно свирепым, но от Вадима не укрылось, что тот не на шутку за него испугался. — Но ты посмотри…

Смотреть было на что. В дупле лежало ружье, пустой патронташ к нему и аркан, сплетенный из конского волоса.

— Может, не трогать сейчас все это, — спросил Вадим, рассматривая аркан, — а выставить засаду?..

— Зря время потеряем. Они сюда не вернутся. Ты же видел: шалаш разворочен, уходили в спешке… Предполагали, что мы явимся. А о дупле забыли…

— Позвать Аскера?

— Давай!..

Табунщик, подойдя, повертел берданку в руках.

— Мой ружье, — уверенно сказал он. — И номер…

— СВ 016796,— прочел Дараев и заглянул в блокнот. — Точно. А аркан?..

— Тоже наш… тогда пропал, когда Каро угнали…

— Почему же аркан не значится в списке вещей, пропавших с конефермы? — спросил Жунид.

— Сразу не обнаружили… Когда я сдавал ферму, тогда и узнали, что он пропал.

— Что он сказал? — спросил Дараев. Жунид перевел.

— Можно немного обедать, — предложил Чич по-русски. — Мясо готово.

Дальше пошли по следам копыт. Круглые ямки следов медленно, но верно засыпало белыми шариками крупы. В лесу было сумрачно, несмотря на то, что время едва перевалило за полдень.

— Километра три отсюда — лесхоз, — сказал Чич Шукаеву. — Там — сторожа. И сено для лошадей найдется. Лесника я знаю давно — добрый старик.

Чич, как всегда, обращался к Жуниду по-адыгейски. Русский язык он знал плохо и говорил с таким невообразимым акцентом, что временами его невозможно было понять.

Ветер усиливался. Вверху, среди голых обледеневших ветвей, гудело и свистело. В двух шагах ничего не было слышно, и им приходилось кричать, напрягая голос. Изредка по гущине леса разносился сухой треск обломленных ветром сучьев, покрывавший все остальные звуки. Крупа хлестала в лицо, забиралась за воротник, слепила глаза. Отыскивать в такой крутоверти какие-либо следы нечего было и думать. Посовещавшись, Жунид и Вадим решили положиться на Аскера.