Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

— Верхнее чутье! — с гордостью сказал проводник.

Овчарка рванула поводок и помчалась к стоявшему невдалеке одинокому домишке. По правому берегу Фарса тянулся довольно большой аул Дейхаг.

Дом был огорожен невысоким дощатым забором. Собака легко перескочила через него. Пришлось перелезать и людям, чтобы не терять времени: ворота и калитка находились с другой стороны.

Домишко — неказистый, маленький, крытый камышом. Вокруг огород — высохшая ботва недавно вырытой картошки.

Подбежав к деревянному порогу, Джеке зарычал. Шерсть на загривке поднялась дыбом.

— Окна! — кивнул Дараев осодмильцам. — Охраняйте окна.

Сам он подошел к двери и хотел уже стучать, как она открылась. Выглянул пожилой человек в нижнем белье.

— Опоздали, — хрипло сказал он, увидев в свете фонарей собаку и людей, одетых в милицейскую форму. — Сейчас я оденусь.

Вадим, выставив ногу, не дал ему закрыть дверь и протиснулся внутрь.

— Оденетесь в нашем присутствии! Коблев, ребята! Идите за мной.

Когда хозяин засветил керосиновую лампу, Дараев разглядел, наконец, его лицо.

— Зафесов?!

— Я и есть… — хмуро отозвался старик, натягивая штаны. — Только ничем я тебе, начальник, не помогу… Скрывать не стану: был Газиз у меня. Был и ушел. Бурку взял, коня взял… и ушел. Далеко теперь…

— Куда он направился?

Зафесов застегнул воротник рубашки, помедлил и, прищурившись, поднял руки:

— Про то я не знаю. Про то аллах знает…

— Предъявите ваши документы, — сказал Дараев, с интересом разглядывая бывшего вожака всех конокрадов и абреков старой Адыгеи. Это была первая встреча Вадима Акимовича с Хаханом Зафесовым. Дараев знал его только по рассказам Жунида и фотографиям регбюро.

Зафесов вел себя совершенно спокойно. Достал из кармана связку ключей, открыл старый, изъеденный шашелем шкаф и взял с полки бумаги. Пока Дараев просматривал паспорт и многочисленные справки об отбытии сроков наказания, Хахан безучастно сидел на табуретке. Только руки его были неспокойны. Крупные кисти с узловатыми жилистыми пальцами, когда-то, видимо, тонкими и красивыми, беспрестанно двигались. То он потирал ими колени, то вкладывал одну в другую, ладонь в ладонь.

— Осмотрите дом и двор, — коротко сказал Дараев, обращаясь к Махмуду Коблеву. Тот послушно вскочил и вместе с одним из осодмильцев приступил к обыску. Но, как Дараев и ожидал, ничего особенного они не нашли.

— Рассказал ли вам Дзыбов, как он бежал из-под конвоя? — спросил Вадим старика.

— Зачем спрашиваешь, начальник? — без улыбки отвечал Зафесов. — Ваше угро знает, что старый Хахан — нейтралитет. С тех пор, как Советская власть стала на Кубани, Хахан никому ни зла, ни добра не делает. Живет тихо. Ни кого ни о чем не спрашивает. Если секрет ему скажут, он не выдаст. Гость придет — примет. Накормит, напоит, в дорогу проводит. Газиз гостем приходил. Бурку просил, коня просил. Я дал.

— Какой может быть нейтралитет? — возмутился Махмуд и покраснел, сетуя на себя, что не выдержал и вмешался в допрос.

— Э-э! Сынок! — горделиво усмехнулся хозяин и продолжал, по-прежнему говоря о себе в третьем лице: — Ты еще не появился на этот свет, когда Хахан на лихом коне с десятком добрых джигитов нападал на байские усадьбы. Билбаев Хахан. Деньги и скот отбирал, бедным отдавал. Кулаков тоже не жалел. А теперь нет ни баев, ни кулаков. Коммунисты всех прогнали. Кого теперь грабить? На крестьянина Хахан еще руки не поднимал. Вот и есть нейтралитет…

— Да поймите же вы, что ваше невмешательство — на руку именно врагам Советской власти! — вскипел Дараев. — И Газиз этот — белогвардейский сынок и конокрад, а возможно, и убийца… И вы помогли ему скрыться!..

— Газиз — мудрый человек, — стоял на своем хозяин. — Газиз — гость. Молод ты еще, начальник, учить старого Хахана.

— Ладно. Пусть гость. Где он сейчас?

Зафесов с досадой посмотрел на следователя. «Я же сказал тебе один раз, — можно было прочесть на его лице. — А ты опять за свое…»

— С тобой говорить больше не буду, начальник, — сердито сказал Хахан. — Пустой разговор. Газиз бурку взял, лошадь взял и уехал. Все. Больше не знаю…

— Какую лошадь? — преодолев свою обычную робость, вставил Махмуд. — Мы осмотрели сарай. Там и не пахнет конем — ни помета, ни корма нет…

Зафесов взял со стола лампу и, прибавив огня, поставил ее на подоконник.

И только тут Вадим Акимович понял.

— Махмуд! Сейчас же уберите лампу с окна! Алехин — пускайте собаку во двор!..