Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

Дальше. Показания Рахмы. Дают они что-нибудь? Безусловно. Рахма, плача, рассказала, что за ней ухаживал счетовод из Афипса Умар Чухов. Хакас ревновал. Всячески поносил ее жениха. А теперь счетовод в Краснодаре под стражей и обвиняется в ограблении магазина. На свидании, когда Рахма приезжала к нему в КПЗ, он клялся, что ни в чем не виноват.

Наконец, именно она помогла установить, что Хакас Хатумов и автор письма к ней — одно и то же лицо. Таким образом, выходило, что студент торгового техникума лично знаком с одним из насильников, по кличке Пако, причем называет его так только Хатумов. Если, конечно, кто-либо другой не носит такого же прозвища, что, впрочем, маловероятно.

Есть новое и в показаниях Марии Сысоевой, которую он допросил сегодня, как только она возвратилась из Краснодара.

Девушка эта была на вид простенькая и незаметная Кругленькое белое личико с чуть вздернутым птичьим носиком, большие открытые, чуть грустноватые глаза. Ей было семнадцать лет. Вызвал он и учительницу, мать Лени Кудрявцева. Во время допроса Жунид старался быть как можно более осторожным, чтобы необдуманным словом не задеть стыдливости девочки. Кудрявцева несколько раз с видимым одобрением посматривала на него.

Так что же нового сообщила Мария? Собственно, нового не было: просто Дорофеев по небрежности не внес этого в протокол. Когда неизвестные втащили девушку в бригадный домик, она рванулась. Один из парней схватил ее за воротник платья, и рука его нащупала медальон, висевший у нее на шее. Он сдернул украшение, разорвав цепочку, и отшвырнул на пол. Медальон раскрылся. Второй, тот, что косил, подобрал его и, рассматривая, повертел в руках. Мария закричала и дернулась, пытаясь вырваться. Схватив ее, косой взмахнул рукой и медальон отлетел куда-то к стене.

Потом уже, когда они ушли, обессиленная и разбитая, обливаясь слезами, она искала безделушку, но так и не нашла. При первом осмотре места происшествия Дорофеев тоже не обнаружил медальона, который был дорог Марии как подарок матери, умершей два года назад.

Что же касается Лени Кудрявцева, то он нужен только для того, чтобы подтвердить услышанную им кличку — Пако.

Словом, если Хатумов откажется назвать настоящее имя человека, которого упоминает в письме как Пако, — дело плохо. Все весьма шатко и проблематично.

Жунид первым выскочил из лодки на остров. Пока осодмильцы привязывали ее, они с Эдиджевым осмотрелись.

К бригадному домику, стоявшему на опушке, вела полузаросшая тропинка. По бокам ее густо столпились высокие вербы. Домишко накренился, камышовая крыша его слежалась и провисла на стропилах, окна покосились, многих стекол недоставало.

Жунид, шедший впереди, остановился на опушке, разглядывая это запустение, потом щелкнул несколько раз своим «фотокором» и вдруг… хлопнул себя по лбу. Письмо Хакаса он читал в пылу поисков оружия у Озармаса и обратил внимание только на знакомую уже кличку — Пако. Все остальное ему, как и Ляпунову, показалось не заслуживающим внимания. Но ведь там шла речь о медальоне!

— Что, начальник? — спросил Гамар.

— Гамар Османович, дорогой! — воскликнул Жунид. — В своих показаниях Сысоева все время называла эту штуку — кулон! А ведь кулон и медальон — это почти одно и то же! Понимаешь, милый ты человек! Как же раньше я не догадался! Хатумов пишет о пропавшем украшении!

Эдиджев почесал в затылке, ничего не понял, но, верный своей привычке попусту не расспрашивать, промолчал.

Мысленно обругав себя идиотом, каким-то шестым чувством ощущая, что близок к истине, Жунид бросился к домику. Остальные поспешили за ним.

Внутри стоял старый, треснувший посредине дощатый топчан, на нем валялась полуистлевшая овчина. В углу — сломанный венский стул, сбоку — полуразвалившаяся кирпичная печка. Вдоль изъеденных шашелем плинтусов грудами лежала отлетевшая от плетневых стен глина и куски побелки.

Первый беглый осмотр ничего не дал. Тогда Жунид разделил комнату на участки и, расставив людей, распорядился детально осматривать каждый квадратный сантиметр пола. Они поднимали комья глины, заглядывали в каждую щель. Часа через полтора у Шукаева заныла спина от неудобного положения, а злополучный медальон не находился.

— Ничего нет, начальник, — сокрушался Гамар. — Может, не надо искать?

— Надо, Гамар, обязательно надо. Медальон — здесь, или я совсем не гожусь для работы в угрозыске.

По крыше домика забарабанили редкие, крупные капли дождя.