Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

— Едем!

— Едем!

Вдова Пилипчук. Исчезнувший квартирант. В шашлычной. Каретный сарай сослужил свою службу. Ночная слежка. Взаперти. Почти Дуглас Фербенкс. Переполох у Щеголевых.

Домик вдовы Анастасии Пилипчук стоял на окраине Черкесска, у самой дороги, по которой Жунид больше месяца тому назад ездил с Дараевым и Сугуровым в Зеленской район.

Старенький забор из покоробленных дождями, иссушенных солнцем досок, скрипучая покосившаяся калитка. Дом тоже деревянный, порядком обветшалый, снаружи обитый щелевкой, с которой давно облупилась краска, и нельзя было узнать ее первоначального цвета. Резные наличники на окнах, ржавые петли наружных ставен, из которых сохранилась лишь одна половинка на боковом окне, такое же дряхлое крыльцо с тремя стертыми дощатыми ступенями. Не чувствовалось здесь мужской хозяйской руки. Бочонок под водосточной трубой, летняя печка, обмазанная глиной, сарайчик и несколько кустов смородины в палисаднике. В глубине двора — могучий старый тутовник, закрывавший своей густой тенью и дом, и часть улицы.

Анастасия Ивановна Пилипчук, — в меру полная, миловидная казачка с глубокими добрыми глазами, в цветастой вышитой кофте с короткими рукавами и сатиновой юбке, скромно, но в то же время с неприметным щегольством обтягивающей ее порядком раздавшийся стан и широкие бедра, — была не на шутку испугана, узнав, что к ней пожаловали из милиции.

— Живем тихо, одиноко, — с мягким украинским акцентом, грудным взволнованным голосом говорила она, жестом приглашая их в комнату. — Так что ж могло случиться?

— Вы не волнуйтесь, Анастасия Ивановна, — сказал Жунид, садясь на предложенный ею стул в чистой маленькой горнице, обставленной так, как это делается в деревнях на Украине. На стене, под полочкой с зеркалом, — множество фотографий в одной большой рамке, расшитые крестом рушники, стол посередине, тоже накрытый узорчатой льняной скатертью. В темном со следами былого лака шкафу — аккуратно расставленная посуда.

Дараев пришел вслед за Жунидом минут через пять с двумя понятыми — соседями вдовы, мужем и женой, которые робко уселись на деревянный топчан, застеленный горской кошмой.

— Мы… — Жунид остановился, подбирая выражение. Анастасия Ивановна сидела молча напротив него, и два пунцовых пятна медленно разливались по ее еще свежим белым щекам. — Мы должны задать вам несколько вопросов в связи… в связи с делом, которое сейчас расследуем…

Дараев достал бумагу, ручку и приготовился писать.

— Сразу хотим предупредить вас, — продолжал Жунид, — что нужно говорить только правду: ложные показания влекут за собой уголовную ответственность…

Он нахмурился, злясь на себя за этот официально-бюрократический тон, за формальности, которые — он был в этом убежден — не всегда и нужны. Вот сейчас ему совершенно ясно, что эта степенная, приятная женщина не может быть замешана в чем-то предосудительном; он давно не видел таких чистых открытых, таких располагающих глаз. Но… служба и эмоции — разные вещи. Эмоции и свое личное впечатление к делу не подошьешь.

— Я… я завсегда…

— Очень хорошо. И еще раз прошу — не волнуйтесь.

Речь пойдет о вашем квартиранте Алексее Петровиче Буеверове.

— Он… он… его нету.

— Где он? — быстро спросил Дараев.

— Позавчера як ушел на работу — так и не було.

— Что вы можете о нем сказать?

— Та что же могу?.. Не знаю. Человек, вроде, самостоятельный, немолодой уж. Пятьдесят семь ему. Тихий, уважительный…

— У него бывал кто-нибудь?

Она отрицательно покачала головой.

— Та ни. Одинокий он. Вдовый.

— Совсем никто?

Она пожала плечами, потом опять покраснела.

— Ой, нет, вру. Был чернявый такой. Черкес — не черкес. Дюже суровый, глаза такие, шапка горская на нем и это…

— Что?

— Ухо перекошенное… От того уха, еще страшней он мне глянулся…

— О чем они говорили? — бросив многозначительный взгляд на Вадима Акимовича, спросил Шукаев.

— А не знаю. В комнату ушли. Говорили тихо. На стол я хотела накрыть, — Алексей Петрович не велели.

— С чемоданчиком он был, — робко вставил приглашенный в качестве понятого сосед вдовы. — Я видал его.

— Как выглядел чемодан?

— Невеликий, новый, ровно только из магазина.

— Не заметили — тяжелый он был, чемодан?

— Не. Пустой. Махал он им легонько.

— Когда он приходил?

Анастасия Ивановна сдвинула свои густые темные брови, припоминая.