Женетлев усмехнулся сухими губами:
— Так я же на кочергу. Кочергу сделал. Она и сейчас в пекарне.
— С какой целью вы вертелись возле кассы в магазине?
— Там у них ящик хороший… Хотел я у заведующего попросить его, да потом раздумал. Решил, что не даст.
— А зачем вам такой ящик?
— Приспособить под форму хотел. Мои формы прогорели почти все…
— Что-то у вас все вдруг поломалось и прогорело: и кочерга, и формы, — с досадой прервал его Дараев. — Ладно, можете идти…
Оборвалась последняя надежда. Ни допрос, ни обыск не дали ничего нового. Ни одного метра ткани из магазина в домах Женетлева и Бжасова обнаружено не было…
И этот день прошел зря.
Возвращаясь вечером из сельсовета к гостеприимному дому Тамара Эдиджева на линейке, все хмурились и молчали. Услышав храп лошадей у ворот, навстречу выбежала жена Тамара, черноглазая стройная адыгейка и на родном языке что-то зашептала мужу.
— Скорей пойдем, в дом пойдем! — засуетился участковый, торопя своих спутников.
— Что случилось-то? — устало спросил Вадим Акимович.
— Стучал… в окно крепко стучал… Неизвестный человек стучал… — сбивчиво заговорил Тамар, когда они вошли в дом.
— Говорите лучше по-адыгейски, Тамар, — поморщившись, сказал Дараев. — Меджид мне переведет.
Эдиджев, оживленно жестикулируя, стал рассказывать что-то своему начальнику отделения.
Оказалось, что за полчаса до их приезда, примерно в половине восьмого, в окно к Эдиджевым громко постучали. Жена Тамара спросила, кто там. Незнакомый голос ответил по-адыгейски: «Передай своему, что магазин очистили экспедитор сельпо и счетовод колхоза… А если не поверит, пусть спросит рыбака Сафара Негучева. Он их видел. Обоих. Все барахло спрятано в сарае Галима Лялева и в кухне Умара Чухова. Меня пусть не ищут. Не хочу быть свидетелем. Так и передай!»
С этими словами человек за окном исчез. В темноте жена участкового не смогла его разглядеть.
— Черт побери, не дело, а сказки Шехеразады, — ругнулся Дараев и посмотрел на часы. — Вот тебе и отдохнули. Что ж, придется опять засучивать рукава. Тамар, двигай, брат, к этому рыбаку и тащи его на допрос. А мы с Меджидом вернемся в сельсовет пешком.
…Вадим Акимович снова приободрился. Сидя в полутемной бухгалтерии сельсовета и прикуривая от керосиновой лампы одну папиросу за другой, он рассказывал молчаливому Куваеву разные истории из своей практики. Верный укоренившейся привычке, он слегка привирал, причем ложь эта рождалась не экспромтом, она уже устоялась, обрастая все новыми подробностями от частого употребления, и настолько стала частью его самого, что он совершенно искренне не считал ее ложью и твердо верил в то, что рассказывал.
В действительности же не так уж много удач выпадало на долю оперуполномоченного Вадима Дараева. Однако был он на хорошем счету у начальства, ибо умел произвести впечатление. В случае благополучном всегда оказывался на виду, а когда дело заходило в тупик, как-то всегда получалось, что не он ходил в виноватых. В последнее время ему не везло. Недавно начальник управления Дыбагов недвусмысленно дал понять, что ждет гораздо больше энергии и инициативы от своих подчиненных, и выразительно посмотрел на Дараева. А тут еще этот новый «опер» из московской школы милиции. Подумаешь, изловил вагонных воришек и сразу замечен начальством. Подсунуть бы ему этот орешек.
Словом, раскрытие Афипского грабежа Дараев считал теперь чуть ли не делом своей чести.
Сидеть им пришлось довольно долго. Меджид уже клевал носом. Эдиджев привел Негучева в первом часу ночи: ему пришлось ждать, пока тот починит свои прохудившиеся сапоги.
Был это молодой парень угрюмого вида с пронзительно черными глазами и ястребиным носом. Он заметно нервничал и все время потирал руки.
Дараев начал допрос с обычных формальностей:
— Фамилия?
— Негучев Сафар.
— Профессия?
Негучев перевел недоуменный взгляд на участкового.
— Чем занимаетесь? — помог тот.
— Рыба ловим. Колхоз — рыба ловим…
— Может, я допрошу его? Он плохо говорит по-русски, — вмешался Куваев.
— Давайте.
Меджид велел участковому записывать и, предупредив Негучева о судебной ответственности за дачу ложных показаний, начал допрос.
Негучев заметно трусил. Он поминутно подтягивал левой рукой голенища потрепанных кирзовых сапог. В правой держал овчинную шапку. Короткие, толстые пальцы в ссадинах слегка подрагивали. Говорил рыбак запинаясь и поминутно просил извинения, что не рассказал раньше всего, что было ему известно.
Читать дальше