Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

— …спросишь Щегловых, — еще уловил Петрович и, решив, что он узнал довольно, чтобы начать действовать, крадучись, выбрался из сарая.

Рахмана он застал в «кабинете» уже одного: тот отсчитывал деньги, намереваясь оставить их на столике в уплату за шашлык и водку.

— Не спеши, Рахман, — ласково сказал Буеверов. — Спешка при ловле блох хороша. Ай-ай-ай! — покачал он головой. — Как же плохо ты поступаешь! Старых друзей забыл, людей для дела на стороне ищешь!

— Чего ты мелешь? — насторожился Рахман.

Буеверов посерьезнел, сказал жестко, не паясничая:

— С тобой здесь только что был Хапито. Ты его звал на дело. Кусок немалый, сам знаешь. Так вот — без меня вам не пофартит, так и намотай на ус, Тау…

— На пушку берешь?

— Зачем, — пожал плечами Алексей Петрович. — В моем-то возрасте? — Он обошел столик, отодвинул цветочную кадку с фикусом, стоявшую у стены, и показал Рахману на квадратное отверстие у самого плинтуса.

— С той стороны — заброшенный сарай, Тау. Я там стоял. Слышно все — лучше не надо. Так что? Берешь Петровича в долю?

— Старая лисица! — Рахман чертыхнулся и сел за стол. — Давай еще водки! И за твой счет…

Служебная командировка Жунида Шукаева. «Держи вора!» Встреча у Покровской церкви. Ориентировка об убийстве инкассатора дербентского отделения. Госбанка. Мельхиоровое кольцо. Допрос заведующего «Ювелирторгом». Побег Цыганова. Судебно-медицинский эксперт Зулета Нахова.

Жунид Шукаев ехал в Зеленский район. Потрепанный «козлик» жалобно скрипел рессорами на ухабах разбитого проселка, позади привычно клубилась пыль, догонявшая машину, когда шофер тормозил, объезжая глубокие рытвины, и беспрепятственно проникала внутрь сквозь изрешеченное пулями ветровое стекло. Стекло давно пора было сменить: дырки старые, — пожалуй, год прошел с тех пор, как однажды ночью Жунида обстреляли на опушке моздокского леса, — да шоферу все недосуг, он едва успевает выспаться между поездками. Такая уж беспокойная должность у его начальника.

Жунид чихнул и, не оборачиваясь, сказал своим спутникам, сидящим сзади:

— Вздремну я, братцы. Разбудите, как будем подъезжать К Черкесску.

Через минуту он уже тихо посапывал, откинувшись на спинку сиденья, — на всю жизнь осталась привычка засыпать сразу, в любом положении, в любое время суток, и так же неожиданно просыпаться, отдохнувшим и свежим, — качество незаменимое при его профессии.

Жунид за эти годы изменился мало, по-прежнему сухопарый и моложавый — на вид не дашь ему тридцати четырех, — хотя в висках уже серебрится предательская сединка, а у глаз и в уголках сухих губ легли морщины, придающие его открытому лицу сосредоточенно-строгое выражение.

Жунид Халидович Шукаев теперь руководит третьим отделением ставропольского угрозыска, которому обычно поручалась борьба с преступностью среди кочевых цыган, хотя бывали и другие дела, когда отделение выполняло роль «скорой помощи».

Сопровождает Шукаева небезызвестный среди юристов Северного Кавказа Вадим Дараев, ныне начальник следственного отдела при Ставропольском управлении НКВД, ведающий, кроме того, делами так называемой «особой категории». Через пять лет после их разлуки, то есть после отъезда Шукаева из Краснодара, Вадим Акимович закончил заочный юридический институт в Москве и попросил своего друга помочь ему перебраться в Ставрополь, чтобы работать вместе. Жунид в ту пору тоже находился в столице на курсах повышения квалификации сотрудников угро и без особого труда добился приказа о новом назначении Вадима.

Рядом с Дараевым — лейтенант Арсен Сугуров, выходец из оседлых цыган, двадцатишестилетний красавец, с тонкими иссиня-черными бровями вразлет, правильными точеными чертами несколько бледноватого для цыгана лица и густой кудрявой шевелюрой, с трудом умещавшейся под фуражкой. Около года он работает с Шукаевым и сумел стать для последнего совершенно незаменимым человеком, ибо, помимо знания языков, — цыганского и черкесского (немного говорил он и по-татски), — обладал еще целым рядом примечательных черт, как нельзя более устраивавших Жунида. Как говаривали в старых романах, словно отлитый из бронзы, Арсен, казалось, вовсе не знал усталости: мог не спать несколько ночей подряд, оставаясь бодрым и деятельным, легко и просто сходился с людьми, никогда не задавал лишних вопросов, схватывая все на лету, не брал в рот спиртного и слыл убежденным женоненавистником.