Рашид Кешоков - По следам карабаира. Кольцо старого шейха

Начальник управления коротко информировал Шукаева и о подробностях кражи жеребца у Хабо Цораева. Узнав о приметах похищенного коня, Жунид загорелся было стремлением тут же помчаться вслед Денгизову, не сомневаясь ни минуты, что речь идет о карабаире, но передумал. Совсем не обязательно им быть там вдвоем. Все, что нужно и можно сделать Шахим Алиханович сделает сам, а вот Балан-Тулхи-Хан…

Поблагодарив начальника, Жунид ушел в гостиницу готовиться к предстоящей операции. Сначала они решили ехать в Докбух вдвоем с Вадимом, но замысел пришлось изменить после звонка из управления. Оттуда сообщили, что ищейка потеряла след украденного жеребца на пути к аулу Орюрт. Опергруппа выехала туда уже без Денгизова, который остался в Докбухе, чтобы принять «заблудших». Словечко это порядком смешило Жунида, но в управлении к нему уже привыкли, называя так, с легкой руки Денгизова, обманутых пособников Мамакаева.

Словом, Жунид решил явиться к Балан-Тулхи-Хану в единственном числе. Дараеву следовало побывать в Орюрте… Вадим Акимович не мог удержаться от смеха, разглядывая преобразившегося приятеля.

На Жуниде был довольно потертый бешмет, свалявшаяся, видавшая виды бурка, ноговицы на ногах и лохматая черная папаха на голове.

— Абрек! Ха-ха! Ты натуральный абрек. Вот где талант перевоплощения!..

— Брось зубоскалить, — добродушно отмахивался Жунид. — Лучше скажи, след от сбритых усов не слишком выделяется?

— Нет. Лицо-то у тебя не загорелое. Солнца мало было в последние дни. Да поглядись в зеркало.

Жунид последовал совету друга и в свою очередь расхохотался.

— А ты прав! Зверский вид у меня! Но ничего. Зато мама родная не узнает. Ну, счастливо, Вадим. Смотри там, в Орюрте, разузнай все, что можно.

— Хорош, — тон Дараева стал озабоченным. — Ты, это ну в общем, зря не рискуй…

— Ладно.

— Ни пуха, ни пера!

— К черту!

И Жунид Шукаев, переодетый и неузнаваемый, сунув в карман галифе заряженный пистолет, отправился к Балан-Тулхи-Хану.

Горы уже задернуло вечерней мглой, и на Докбух осели влажные сумерки, когда он подходил к аулу. По дороге успел основательно запылиться и сейчас смахивал на человека, которому пришлось преодолеть нелегкий и долгий путь.

Первый же встречный показал ему усадьбу Балан-Тулхи-Хана.

Обнесенный высоким каменным забором двор эфенди замыкал верхнюю окраину селения. Напротив кирпичного дома, крытого оцинкованным железом, красовались единственные в Докбухе железные ворота. Сквозь решетку в их верхней части виден был просторный и уютный двор с многочисленными хозяйственными постройками. Саманный сарай-конюшня, возле которого стояла коновязь, крытый загон для овец, курятник. За двором темнели деревья фруктового сада.

— Неплохо живет мулла, — прошептал Жунид и постучал в ворота висячим железным кольцом. В ответ тотчас же забрехали собаки. Судя по голосам, их было не меньше трех.

Потом кто-то вышел, прикрикнул на расходившихся псов и приблизился к воротам.

Жунид разглядел мужскую фигуру, облаченную в темную одежду.

— Кого аллах послал к нам в такую позднюю пору? — по-русски спросил хозяин. Голос у него был низкий, властный.

— Мир дому твоему, — ответил Жунид. — Издалека пришел я, достопочтенный эфенди. Важное дело привело меня к тебе.

— Кто ты?

— Мое имя — Шаниб. Но оно тебе не знакомо.

— Говори.

— Два горца не могут беседовать, разделенные железными воротами, — с затаенной обидой в голосе сказал Жунид. — И то, что должен я тебе сказать, не для других ушей.

Хозяин помолчал, видимо, что-то обдумывая.

— Откуда ты? — спросил он еще.

— Из Адыгеи. Аул Дейхаг — моя родина.

— Кого ты там знаешь?

— Хахана, да продлит аллах его дни…

Загремел засов, и перед Жунидом открылась калитка.

— Входи, будь гостем, — в голосе хозяина по-прежнему звучали нотки недоверия.

Комната, куда Балан-Тулхи-Хан ввел Жунида, была просторна и богато убрана. Все стены — в дорогих коврах, на полу тоже ковры. В углу — тахта с несколькими подушками в бархатных чехлах. Посредине длинный стол, накрытый шелковой скатертью. В воздухе еще стояли запахи недавнего пиршества, да и на полу Жунид заметил несколько куриных костей — хозяйка еще не успела навести порядок.

Едва Шукаев подумал об этом, как в кунацкую вошла сгорбленная седая женщина со слезящимися, пораженными глаукомой глазами и, не замечая гостя, стоявшего сбоку, от дверей, обратилась к мулле:

— Позволь убрать здесь, Лялям.