Алексей Макеев - Утоли мою месть, пуля

– Сидеть! – Тынский ринулся к Меркушеву, держа Илью на прицеле, бросился обратно, потом передумал, кинулся к Валерке. А тот колотился башкой о стол, на полировку летели темно-красные брызги. «Это он язык прикусил». Илья смотрел, как Меркушева скручивает судорогой, как тот валится на пол и продолжает биться в припадке, издавая глухие нечленораздельные звуки – помесь мычания и стонов.

Тынский с перекошенной, не хуже чем у Валерки, рожей рухнул на колени рядом с хозяином, отшвырнул к двери стул. Илья вскочил, перегнулся через стол – Валерка бьется затылком об пол, выгнувшись над паркетом, рубашка разодрана, на груди и животе видны длинные кровоточащие полосы.

– Ко мне! – заорал Тынский, пытаясь целиться в Илью и одновременно разжимать «объекту» стиснутые, как у бультерьера, зубы. Илья бросился вдоль стола, навел прицел на Тынского, нажал спуск – вхолостую, револьвер дернулся в руках. Тынский выстрелил, но пуля пролетела мимо, врезалась в циферблат часов на камине. Илья нажал на спуск еще раз, потом еще и еще, и наконец грохнуло так, что Илья едва не выронил «Таурус». А Тынский уже заваливался назад, бледнел на глазах, по безупречной рубашке начальника службы безопасности от живота вверх и по сторонам расползалось мерзко-красное огромное мокрое пятно. Илья отшвырнул револьвер, одним прыжком оказался рядом с Тынским, вырвал у него из руки «ПСС» и выстрелил, не целясь. Рядом с первым пятном появилось еще одно, они слились, на пол закапала кровь. И пальнул еще несколько раз – по ломанувшимся в двери «мальчикам», двое свалились на пол один за другим, третий шарахнулся назад, оттесняя остальных, грохнул выстрел, звонко рассыпалось зеркало, во все стороны полетели осколки. Зато охранники дружно отступили, даже любезно захлопнули за собой обе двери, из коридора неслись крики и шипение раций.

– Брось оружие! – проорали из коридора. Илья швырнул в дверь бутылку, выстрелил в створку, пуля прошила дерево насквозь, кто-то заорал, и все разом стихло. Зато с пола все еще доносилось мычание и невнятная речь – Меркушев приходил в себя, даже пытался сесть, мотал окровавленной головой и таращился то на Тынского, чье тело еще сотрясала агония, то на Илью.

– Все, паскуда! – Илья отшвырнул подвернувшийся под ноги перевернутый стул, тот отлетел к двери, треск заглушил и его слова, и выстрел из «бесшумки». И еще раз, контрольный, между черных густых бровей, и еще, чуть повыше, чтобы наверняка, как кол осиновый забил, чтоб не вылезла гадина, чтоб кровищей своей подавилась. Опустил пистолет, подошел к неподвижному Меркушеву, постоял, вглядываясь в бледное, в пене и крови лицо. Все, теперь точно все, он подох, как и психопат Тынский – тот наконец успокоился, лежал на боку с остекленевшим взглядом.

Снова грохнул выстрел, деревянная створка пошла трещинами, из нее летели щепки. На этот раз стреляли очередями – сообразили поганцы, что охранять тут больше некого, а их полоумный командир уже на пути к верхней тундре. Плохо дело! Илья отбросил бесполезный пистолет, огляделся, бросился к окну. Нет, без шансов – внизу уже носятся люди в черном, пялятся на окна, перекрикиваются и орут что-то в рации. Двери по понятным причинам тоже отпадают, остается… Хорошо, что сейчас лето, хоть где-то повезло…

В дверь снова ударила очередь, стихла, ему вновь предложили выйти с поднятыми руками, но Илья предпочел отмолчаться. Бросился за выступ стены, на коленях подполз к убитым, обшарил тяжелые неповоротливые тела охранников, выудил два «ПСС», один пихнул себе за пояс джинсов, из второго выщелкнул магазин, затолкнул в карман. Дальше, тоже на полусогнутых, бегом к столу, схватить тяжелую сумку и что есть сил, петляя по комнате от летевших через обе створки пуль, к камину. Илья подлез под черную кишку дымохода, заглянул в выложенный кирпичом зев. Хорошо, что Валерка был богатым человеком и на отличный, выложенный кирпичом, с прекрасной аэродинамикой дымоход не поскупился. Как и на каминную решетку, как и на все остальное… Подпрыгнул, повис, упираясь локтями в стенки, поджал колени, уперся носками ботинок в кирпич. Снова очередь, но короткая, быстро захлебнувшаяся, за ней протяжное шипение.

– Коз-злы! – Илья царапался вверх по трубе и пролез уже половину пути, когда внизу грохнули двери, раздался топот, крики, но невразумительные, словно оравшие были в масках. Или даже в противогазах – проверять не хотелось, он царапался вверх, вылез, как укравший из-под елки подарок вор Санта Клаус из трубы – весь грязный, перемазанный в саже и копоти, забросил тяжеленную сумку за спину. Дальше ползком на четвереньках по крыше, потом вниз по черепичному скату на один уровень ниже к водосточному желобу над окнами первого этажа. Тут можно полежать за выступом, посмотреть, что делается внизу. Пусто, как ни странно, хотя в сумерках, возможно, и прячется пара-тройка специалистов по кормящим сукам, но что-то конкретное сказать трудно. В любом случае отсюда надо уматывать, и побыстрее, среди выкормышей Тынского дураков нет, два плюс два сложить сумеют.