Виктор Пронин - Дурные приметы

— Вы что, на кладбище собрались, молодой человек? — весело спросила она.

— Да нет, — опешил Евлентьев. — С чего вы решили?

— Четное число... Восемнадцать астр.

— Ну и что? — Евлентьев никак не мог сообразить, что хотела сказать ему бабка.

— С четным числом только на кладбище ходят... Придется вам взять еще три цветочка, а? Будет двадцать один. Хорошее число, счастливое.

— Точно счастливое? — серьезно спросил Евлентьев.

— Точней не бывает, — и бабка, осмелев, выбрала еще три цветка, хорошие выбрала, не стала жлобиться.

Уже отойдя с букетом, перейдя площадь и вынырнув из подземного перехода по ту сторону Нижней Масловки, Евлентьев вдруг услышал слова, которые сам же и повторял всю дорогу:

— Дурная примета... Нехорошо это...

И уже внятно, осознанно подумал о том, что выбранные восемнадцать астр действительно предрекали неудачу, да что там неудачу, провал, смерть, катастрофу. Неудача — это не для него, у него не может быть неудачи, у него может быть только смерть. Но бабка, бабка-то остановила его, пересчитала, проверила и всунула ему еще три астры.

Что из этого следует, как это можно понять?

А понять это можно однозначно — женщина вмешается, все исправит, спасет и наставит на путь истинный.

Анастасия?

Может быть, Анастасия.

Нет у него другой женщины, нет женщины, которая могла бы вмешаться в его жизнь и что-то в ней изменить.

Кроме Анастасии.

— Боже! — воскликнула Анастасия, увидев Евлентьева с цветами. — Никогда не видела столько астр вместе!

— Здорово, да? — разулыбался Евлентьев.

— Оно-то, конечно... Да только не к добру это... Чует мое сердце, не к добру.

— Это почему же?

— Знаешь, где бывает много цветов?

— На кладбище? — спросил Евлентьев мертвым голосом.

— Да ну тебя! — отмахнулась Анастасия со смехом и убежала на кухню подбирать достойный кувшин для этой фиолетовой охапки. — На вокзалах, дурень! На вокзалах!

— И что из этого?

— К разлуке, Виталик, к разлуке... Примета такая. Ты считал их? Сколько штук купил?

— Сначала восемнадцать, но потом три добавил.

— Сам добавил или кто посоветовал?

— А это имеет значение?

— Имеет.

— Бабка подсказала... Которая цветами торгует.

— Это хорошо, — сказала Анастасия, устанавливая кувшин посредине стола.

— Это хорошо? — уже раздражаясь, спросил Евлентьев.

— Да ладно тебе! — Она чутко уловила его настроение. — Все хорошо, все прекрасно. Что там у Варламова?

— Батюшка с двумя красотками.

— Что за красотки?

— Прихожанки-активистки.

— А так бывает?

— Пойди посмотри, они, наверное, еще в мастерской.

— А Самохин? — Анастасия задала вопрос, словно подкравшись, погасив сначала евлентьевскую настороженность, готовность ответить легко и беззаботно.

— А что Самохин? — в свою очередь, спросил Евлентьев.

— Не звонил?

— Позвонит.

— Когда?

— Может быть, сегодня. Скорее всего сегодня.

— Что-то затевается? — невинно спросила Анастасия и переставила кувшин с астрами на подоконник.

Освещенные солнцем, они вспыхнули розово-фиолетовым пламенем, заиграли, заискрились. — Здесь лучше, да? — спросила Анастасия, прерывая затянувшееся молчание Евлентьева.

— Затевается.

— Если он позвонит... Ты дома?

— Да.

— Значит, ты ему дал свое «добро»?

— Нет.

— Послал его подальше?

— Нет.

— Трепыхаешься на ветру, как... как...

— Как старые кальсоны, — закончил Евлентьев словами, которые никак не решалась произнести Анастасия.

— А не исчезнуть ли тебе на месяц-второй? У меня на Украине есть берлога.

Неплохая берлога. На берегу Днепра. В городе Днепропетровске. В бывшем рыбацком поселке Мандрыковка... Раньше там жили рыбаки, а теперь браконьеры. Запрещено им ловить рыбу. Вредно это для экологии независимого государства...

В этот момент раздался звонок. Оба замерли, посмотрели друг на друга, но не пошевелились. Звонок прозвенел раз, второй, третий... И замолк.

— Это он, — сказал Евлентьев.

— Думаешь, отвалился?

— Сейчас перезвонит.

— Может быть, я возьму трубку? Скажу, что тебя нет, а?

Евлентьев молча покачал головой и подошел к телефону. И тут же прозвенел звонок.

— Привет, старик! — сказал Самохин. — Что нового в жизни?

— Ельцин и Мосхадов обменялись горячими, любвеобильными поцелуями.

Телевизионные обозреватели заверили меня, что окончилась четырехсотлетняя вражда между двумя великими народами — чеченским и русским...

— Это прекрасно!