Так славно прошел год, минувший со времени явления благодетеля Пашки.
И вот два дня назад — разумеется, опять 8 октября— свершилось то, что должно было случиться. Мистер Манулов решил, что Вредлинский достаточно созрел, и ввел своего бывшего однокашника по сценарно-киноведческому факультету ВГИКа в некий элитарный клуб «Российский Гамлет».
Прежде всего, надо заметить, что и сам Манулов по возвращении в Россию времени даром не терял. Если поначалу он обитал в одной из не самых престижных московских гостиниц, то затем переселился в свежепостроенный особняк, сооруженный турками меньше чем за восемь месяцев. Правда, особняк этот начинали не с нуля, первый и часть второго этажа были куплены Мануловым в недостроенном виде. Некий нувориш, погоревший от дефолта, вынужден был продать свою недостройку, чтоб хоть что-то вернуть, и подсуетившийся мистер Пол взял ее меньше чем за полцены. Но вложил тоже немало. Может быть, по сравнению с виллой в Калифорнии этот замок, стилизованный под готику, был не столь красив, но по сравнению с ним дача Вредлинского казалась хижиной дяди Тома. Самое занятное, что Манулов построился совсем недалеко от бывшего однокашника, в том же поселке, и на новоселье не пришлось даже ехать — Вредлинский прошелся пешком в сопровождении своего семейства, охраняемого Стасом.
Именно там, на новоселье, где присутствовало немало всякого важного люда, Манулов нашел время, чтоб уединиться с Вредлинским и поведать ему о своем желании создать здесь, в своем особняке, этот самый элитный клуб. Собрать в нем людей, имеющих и власть, и положение, и деньги, но желающих многократно увеличить свои возможности за счет братской взаимопомощи и содействия. Собственно, такой клуб, по словам Пашки, существовал уже давно, и в действенности его влияния Вредлинский уже не раз убеждался. Однако теперь настало время перевести его деятельность на более широкую основу и вывести на более высокий уровень.
Вредлинский не без удивления узнал, что уже давно является, так сказать, ассоциированным или «непосвященным» членом этого клуба. Собственно, он мог бы принять посвящение еще в 70-х годах, но сам себя отринул, отказавшись эмигрировать.
— Надеюсь, теперь ты не скажешь «нет»? — усмехнулся Манулов.
— Боюсь, что если я скажу «нет», то не выйду из этого дома,, — полушутя произнес Вредлинский.
— Правильно, что боишься, хотя, конечно, из дома ты выйдешь в любом случае. Но вот потом, я думаю, сильно пожалеешь. Для начала останешься нищим. Твой благотворительный фонд атакует налоговая полиция и обнаружит массу нарушений. Или ты сядешь в тюрьму, или вынужден будешь израсходовать все свои доллары на взятки. Что будет потом — не знаю, может быть, какие-то хулиганы искалечат твоего сына, изнасилуют дочь и заразят ее СПИДом. Может быть, сгорит твоя дача вместе с «Мерседесом» и «Хондой»… Да что мы о таком грустном, верно? Ты же согласен — по глазам вижу.
— Конечно! — улыбнулся Вредлинский. — Лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным.
— Совершенно с тобой согласен. Учти, пока ты был «непосвященным» — тебе мало что доверялось, но с тебя и мало спрашивалось. Как только ты примешь посвящение, спрос будет уже совсем другой. Один неверный шаг — и смерть во цвете лет. Попробуешь искать защиты у правосудия, здешнего или американского, израильского или китайского, это без разницы— только ускоришь развязку, но зато добавишь себе мучений. Вовсе не обязательно, что тебя пристрелят в подъезде. Ты можешь умереть от внезапного инфаркта или инсульта — и ни один врач не скажет, что это была насильственная смерть.
— Скажи, Паша, — стряхивая мурашки, побежавшие по спине, пробормотал Вредлинский. — А зачем, собственно, я вам нужен? Я не министр, не олигарх, не гений, наконец. Конечно, какие-то связи у меня есть, но у тебя они во стократ больше. Деньги? Ты сам говорил, что мое состояние — копейки. Наконец, я не властитель дум. Последним писателем, которого, хоть и с натяжкой, можно удостоить этого титула, был Солженицын. Я говорю «был», потому что теперь его не слышно и не видно. Молодые его вообще мало знают, а большинство стариков-ветеранов по-прежнему считает «литературным власовцем». Демократы от него отступились, потому что он говорит им нелицеприятные вещи. Но я-то, даже несмотря на твою раскрутку и даже по сравнению с нынешним Солженицыным, полное ничтожество!
— Пока, Емеля, не ломай над этим голову, — жестко сказал Манулов. — Со временем твоя миссия прояснится. Покамест лучше думай о приятном. Например, о том, что с момента посвящения в члены нашего клуба ты выйдешь на глобальный уровень. У тебя появятся многочисленные и могущественные друзья во всех странах мира, которые всегда придут тебе на помощь. Учти, ведь Центр нашего общества, в составе руководства которого числится и твой покорный слуга, находится в Лос-Анджелесе, а новоиспеченное московское братство будет его филиалом.
Читать дальше