— Так, — сказала Фроська, тоже позевывая. — Наверху в двух комнатах по две койки. Как вы там разберетесь, меня не колышет, а Юрик будет тут, внизу, в гостиной на диване.
— Это почему? — нахмурилась Милка.
— Сам захотел! — развела руками хозяйка. — Видать, не доверяет моей охране.
— Я проконтролирую, если что, — произнес Таран с некоторой поспешностью в голосе, но Милка, как ни странно, особо возбухать не стала и первая начала подниматься наверх. За ней потопали и Макс с Василисой.
— Ну что, граф, — Фроська уперла в бок толстую лапищу, прищурила левый глаз и оскалила свое золотишко. — Пойдем телевизор смотреть? Или, может, тебе для бодрости еще десять капель налить?
— Ты что, — удивился Таран, — я и так еле на ногах стою. Слышь, может, отложим до утра, а? С новыми силами и тэ дэ…
— Новые силы, милок, я тебе в один момент обеспечу. Правда, завтра до двух дня проспишь, но сейчас совсем свеженький станешь.
И Фроська, открыв холодильник, достала оттуда какой-то маленький коричневый пузырек от валокордина, заткнутый полиэтиленовой пробкой с клювиком. Но было хорошо видно, что жидкость, наполнявшая пузырек, на валокордин не похожа, а напоминает скорее йод или концентрированную марганцовку.
— Это что? — настороженно спросил Таран. — Я от этого не навернусь?
— Народное средство! — гордо заявила Фроська. — Конечно, копыта от него отбросить можно, если меры не знать. Но десять капель — нормально. Ты не бойся, я себе тоже накапаю.
— Вот и накапай себе сначала, а потом мне, — хмыкнул Юрка, — не обижайся, но так спокойнее обоим будет.
— Недоверчивый ты, однако, — ухмыльнулась Фроська. — Ну, смотри…
И начала капать темно-коричневые капельки в чашку. Таран внимательно глядел и считал про себя, сколько Фроська капель накапает. Действительно, их оказалось десять. Потом Фрося в чашку налила воды из ведра, разболтала свое зелье в воде и единым духом выпила, крякнув, будто после стакана спирта.
— Горькое? — спросил Юрка, видя, что хозяйка крепко поморщилась.
— Кислое скорее…
На Тарана это произвело впечатление. Раз баба сама выпила, значит, это и не отрава, и даже не снотворное.
— Сам себе капай, — сказала Фроська, вручая Юрке пузырек, — а то еще скажешь, будто я тебе больше налила.
Таран в принципе уже не подозревал ее и вполне мог бы доверить эту операцию, тем более что считать до десяти еще не разучился. Но тем не менее взял пузырек, чашку и старательно, чтоб не перекапать лишку, стал отсчитывать капельки. Потом взял другую чашку, зачерпнул воды из ведра, развел снадобье примерно в той же пропорции, что и Фроська, а затем почти без страха вылил себе в глотку. Бр-р! Права Фроська, кислятина жуткая. И в нос шибает, аж запершило… Юрка чихнул, но неприятные ощущения быстро прошли. Никаких признаков, что Таран в ближайшие минуты отдаст концы, пока не наблюдалось. Присутствовал только легкий хмелек, какой у Юрки наблюдался примерно после двухсот граммов спиртного под хорошую закуску. В принципе, сегодня у него такой уже появлялся, когда они по сто граммов за ужином приняли, но с устатку и сытости начал переходить в сонливость.
— Ну как, — спросила Фроська, — чуешь кайф или нет?
— Пока не распробовал…— отозвался Юрка, хотя уже начал ощущать, что в сон его больше не клонит, а по всему организму разливается волна бодрости. Нет, хмель был уже совсем не похож на обычный. Все мысли о сложностях жизни, о судьбе Ляпунова, Алика и Топорика, о том, что делать завтра и как связаться с Птицыным, стали быстро и резко удаляться. Конечно, кое-что разумное в башке еще задержалось, ибо Таран сумел задать вполне трезвый вопрос, потому что прекрасно помнил, как в прошлом году маялись Шурка и Милка от Дяди-Во-виного секс-стимулятора:
— А подсесть на эту заразу нельзя?
— При желании, — усмехнулась Фроська, — можно даже на анальгин подсесть. Не бойся, с одного раза не подсядешь…
После этого не больно убедительного объяснения Юрка, как ни странно, совсем перестал волноваться. Тем более что ему стало необыкновенно легко и весело, все стало по фигу и всякие моральные и рациональные тормоза напрочь отключились. Зато начали включаться другие системы. Тарана как магнитом потянуло к Фроськиным жирным прелестям — намного сильнее, чем весной, когда он с ней после 250 граммов водяры играл в «графиню на подоконнике». Воспоминания о том бесстыжем событии неожиданно показались ему до ужаса приятными — хотя все последние полгода он, не жалея сил, стремился стереть их из памяти.
Читать дальше