Евгений Филимонов - Муравьиный лев

Но Томик, похоже, не разделял мечтаний Ярчука. Он вразвалку сопроводил Лину к мотоциклу, и некоторое время они вполголоса беседовали о чем-то, судя по всему, не особенно приятном. Губский перевел взгляд с них вновь на Клима и вдруг спросил:

— Так что, молодой человек, какие у вас планы на будущее?

Сказал шутливо вроде бы, однако в тоне вопроса была какая-то фальшь. Пара возле мотоцикла прекратила свой спор и уставилась на Ярчука, словно он невесть что должен был изречь. Даже робкая хозяйка дома высунулась из проема двери.

— Да как сказать, — Клим был озадачен всеобщим вниманием. — К землевладению у меня особой тяги нет.

— Это ты еще не разобрался, что к чему. А все-таки, как же поступишь с майном?

— С имуществом? Продам, скорей всего, если кто купит…

Климу показалось, что Губский и Томик переглянулись. Напряжение будто спало, это все ему показалось из-за хмелька.

— Куда тебе спешить, — продолжал Губский, — поживи, осмотрись. Что, разве хуже, чем в Сибири твоей?

— Там иначе. И мне скоро в университет, я же вечерник.

— Вечерник? Это ж каторга, я слыхал. Но если так тебе хочется иметь высшее, переводись к нам. Здесь такого добра хватает, миллионный город, как-никак.

— Посмотрю, подумаю, — ответил Ярчук уклончиво. И вновь уловил во взгляде хозяина непонятное напряжение…

Мотоцикл взревел, повернулся на одном колесе, расшвыривая гравий, и исчез — будто ветром сдуло парня и девушку, слившихся на ревущем механизме. Треск двигателя постепенно замирал за дачами.

— Племяш мой… пятиюродный, — рассеянно заметил Губский, думая о чем-то своем. — Кроссмен. Ездит как бешеный, но уверенно. Дочку ему не боюсь доверять.

— Понятно, — неопределенно ответил Клим.

— Значит так, юноша, — сказал Губский, вставая наконец из-за стола, — какие там будут у тебя осложнения, затруднения — сразу ко мне. Я за тебя теперь, вроде, ответственный. Экс темпоре, как говорится, без размышлений — ко мне. Надумаешь жить — живи, буду только раз такому соседу. Надумаешь продавать — подыщем покупателя, проследим, чтоб тебя не облапошили, знаешь сам — людей порядочных не так уж много…

— Чего там, хватает. А за предложение спасибо, непременно воспользуюсь. Мне надо до сентября со всем этим раскрутиться.

— Ага. Ну, ты, я вижу, парень твердый. Видать, есть там какая-то сибирячка…

Балагуря так, Губский проводил Клима до самой калитки и здесь распрощался с подчеркнутой сердечностью. «Что же ему все-таки от меня надо? — подумал Ярчук, бредя к своему неказистому домику. — Ведь такие зря в гости не зовут, голову наотрез дам. И где работает — даже не заикнулся. Но зато Лина!..»

В саду под яблоней чернела гора свежевырытой почвы. Кто-то копался здесь в его отсутствие.

Он оказался сухопарым, энергичным, немного похожим на дятла в своих очках. Лет 55–60, но здесь можно было ошибиться: Пташка молодила резкая порывистость движений и темно-бордовый спортивный костюм. Он с видимым удовольствием демонстрировал Ярчуку достижения своих питомцев. Мастерская кружка помещалась в полуподвале, и свет дневных ламп ложился бликами на ребристые остовы кораблей.

— «Соверин он зе сиз», что значит «Властелин морей». Тридцатипушечный галион, шестнадцатый век.

— Красавец! — не удержался Клим, рассматривая почти законченную модель. — И ведь даже ядра есть, возле пушек.

— На это идет дробь подходящего диаметра. А здесь «Титаник».

Пташко подвел Клима к жестяному остову, возле которого тихонько шаркал надфилем длинноволосый мальчуган.

— Проверь-ка шаблоном форштевень… Да, ребята, выключите пока фрезу. Зачем зря гонять мотор.

Назойливый гул тут же прекратился. Видно было, что разномастные подростки боготворили хозяина полуподвальной мастерской. Клим удивился, что, несмотря на летнее время, кружок функционировал вовсю.

— А то как же! Надо приобщать сызмала к технической культуре. Они прямо-таки все впитывают. А не будь этого увлечения? Болтались бы на улице, как у них говорится, балдели…

Этот фанатизм технического рукоделья, очевидно, неудержимо привлекал детвору, хотя престарелый учитель был страшно придирчив. Ярчук подумал о том, что люди сносят любой деспотизм ради достойной цели.

— Ну, теперь вы все у нас видели, можно и переговорить. Давайте уединимся в каптерке.

Они прошли узким проходом между верстаками. Над одним из них Клим заметил знакомую физиономию и подмигнул.

— Привет, Константин! Как вечный двигатель?